Волки, звери и люди

Вот как… Оказалось, Славик заснул, преступник заметил это и втиснулся в багажный отдел машины прямо из водительского отсека, чтоб завладеть автоматом и освободиться. Когда завязалась драка, к машине уже подходила поисковая группа: Захарыч объявил тревогу – догадался, что парнишка ушел на охоту.

Автомат изъяли. Рядовой, уставив по инструкции дуло в небо, отстегнул магазин, удивленно и как-то оценивающе глянул на Славика, потянул затвор:

– Пусто! – он снова пытливо, с прищуром посмотрел на мальчишку. – Ты стрелял из него? Тут у тебя патронов сколько?

– Не стрелял. Это автомат торговца Барышникова… – Славик ничего не понимал.

– Что там? – подошел офицер с двуцветной черно-белой повязкой на рукаве.

– Нет патронов! Пацан и не знал, что у него автомат без патронов! – ответил боец и весело присвистнул. Охранники рассмеялись, принялись шутить и похлопывать парня по плечам и спине. Но тот ничего не понимал и хотел только попасть в тепло, поуютнее завернуться в одеяло и уснуть.

Появился Захарыч, тряс Славика за плечи, и все кричал:

– Я же тебе сказал! Я же запретил! – он больно прижимал мальчика к себе, слезинки поблескивали на его ресницах, отражая свет фонарей, и все нахмуривал брови на улыбающиеся глаза, грозил наказанием. Но все не мог его изобрести.

Барышников выжил, хотя и потерял глаз.

Убийцей оказался один из жителей Второго яруса. Его приговорили к нескольким годам заключения, признав убийство недоказанным, а нападение на торговца – самообороной. Ему покровительствовала администрация Поселка. Говорят, грабежи усложняли торговлю и были удобным поводом для повышения цен. Причем, цены повышались и на местные товары. Это стало последней каплей, начался бунт.

Сам же преступник погиб в тюрьме при неясных обстоятельствах. Говорят, кто-то выстрелил ему в глаз.

В этот раз Славик ночевал у Захарыча – нужно же было поделиться со стариком подробностями, да и сил спускаться на «Четверку» уже не было.

– Ну что, сталкер? – Захарыч подливал Славику жженого грибного чаю. – Как будешь жить-то? В охотники пойдешь, или будешь «сталкерить»? Хех! Не испужался?

– Испугался, конечно. Волки будут всю жизнь теперь сниться, – Славик улыбнулся и задумался. Теперь Захарыч общался с мальчиком как со взрослым мужчиной: жженый гриб с утра, детям такое не рекомендуется. – Но, если надо будет, пойду опять, думать не буду.

– Ну эт правильно. Бояться – «боись», но от страху не трусись.

– Захарыч… – серьезное лицо парня выглядело уж совсем не по-детски. – Что-то помогло мне, что-то меня спасло, может, это течение твое. Или то, что ты называешь жизнью. Или что там? Но сам бы я не справился.

– Не справился бы, это верно, – старик погрузился в размышления. – Течение это – это не безволие какое. Коли безвольный, так это не течение, эт лужа какая-то. А течение – это твой путь, твоя дорога. Никто другой ею не пройдет – не сможет. Но и ты на другие не суйся – зашибет! Вот такие-то уроки жизни.

– Это я понял, – Славик засобирался домой. – Ты говорил, на электрика мне выучиться… Так я согласен.

***

Возвращался он той же «заброшкой». Монотонный грязный коридор смотрел на него чернотой своей пустой бесконечности. Парень спустился по ступенькам на четвертый этаж, скрипнул дверью, вот и «страшное место». Не задумываясь, свернул в противоположную от выхода сторону и мерным шагом направился к таинственным глубинам бесконечного коридора. «Глубины» оказались мелковатыми: путь заканчивался тупиком и несколькими запертыми складскими дверями.

Славик пошарил по стенам вялым лучиком фонаря. На одной из дверей белела меловая надпись: «Ничего нет. Пусто». Парень улыбнулся и вполголоса произнес:

– Точно! Так и есть.