Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)

Творец пообещал уделять внимание Люциферу, если тот выполнит его условия: демоны станут искушать людей, чтобы предусмотренная им свобода выбора для людей работала как часы. Демиург поделился с Денницей сокровенной тайной: ему совершенно скучно. Чтобы Денница точно согласился, Творец подарил ему немного своей благодати. Совсем как тогда в Эдеме. Люцифер заплакал от ненависти к себе — и согласился.

Тогда Творец позволил Люциферу снова рухнуть вниз, в самое пекло. Жар от падения растопил снега на Девятом кругу Ада. В Люцифере скопилось достаточно ненависти, чтобы стать Сатаной — уродливым рогатым демоном, подобным своим собратьям.

«Я люблю и ненавижу тебя», — всё, что тот мог сказать Творцу.

Сатана захотел стать равным Демиургу и решил подмять под себя весь Ад. Если понадобится, он уничтожит каждого, кто станет на его пути. Круг за кругом он будет захватывать огненные владения, чтобы назвать Демиургом самого себя. Получить все души, когда-либо сотворенные Творцом, и упиться ими до пьяна. Обставить Демиурга в его собственной игре. Милая задумка нисколько не мешала их с ним договору: по-своему честность соблюдена.

Сатана расхохотался и почувствовал всю мощь Ада. Инферно текло по жилам, будто давно ожидало его одного. Существа погибших и нерождённых демонов — всё сконцентрировалось и буквально искрилось на кончиках пальцев. Он чувствовал себя могущественным, смелым и готовым на всё.

Но кто-то небезосновательно смог бы назвать его одиноким.

Самым одиноким падшим ангелом во Вселенной.

========== Оказия 20: Воскресение ==========

Люциан тоже отравился ненавистью. И к себе, и к тем, кто пользовался его слабостью.

Проснувшись после афродизиака, генерал всем телом прочувствовал остатки энергии Ваала в себе. Мерзкая и смердящая, совсем не похожая на то, что оставалось в существе Моргенштерна после занятий любовью с Молохом, энергия Ваала отравляла его тело.

Генерал лежал на постели и двигал только руками: рассматривал чернеющие пальцы. Он ощущал пустоту в груди и голове, чувствовал, что должен совершить возмездие. Слайз обеспокоенно рассматривал почерневшие участки и качал головой. Энергия Ваала не предназначалась для слабого тела высшего демона. Если Люциан — городская электростанция, то Ваал — всей страны, а Молох — континента.

Несколько дней Моргенштерн лежал в глубоких раздумьях. Первой мыслью возникло желание размазать Молоха по стене за то, что тот позволил произошедшему случиться. Он древний демон, и его многолетний опыт должен был сыграть свою роль, но вместо этого привёл к худшему из результатов. Второй мыслью стала цель — вернуть Ваалу то, что он ему дал. Моргенштерн решил не избавляться от его энергии до тех пор, пока сторицей не возместит совершённое над ним насилие.

Пусть это может стоить ему материальной оболочки — и привести к смерти, но Люциан сможет в таком случае умереть, отстояв свою честь. Всё равно за неимением Молоха других желающих защищать его честь не нашлось. Генералу было плевать, что в таком случае он станет легитимным главнокомандующим: власть не интересовала его совсем.

— Ты умрёшь, когда повергнешь Ваала и заберёшь его энергию, так что одумайся, — назидательно произнёс Слайз. — А если ты умрёшь, Молох меня не то что прикончит, но воскресит, чтобы опять размазать. Давай без глупостей.

— Ты струсил? — криво улыбнулся Люциан.

Секретарю совсем не понравился цвет глаз Моргенштерна. Белок глаз стал чёрным, и это значило, что разум тоже поражён. Слайз смотрел генералу в глаза и сильнее корил себя за опоздание. Он просто мог прийти раньше, и этого бы не случилось. Хотя как — мог? Его обвели вокруг пальцев и лишили возможности двигаться. Как всегда, всё пошло не по плану. Кто вообще придумал планы? Они хоть когда-нибудь, чёрт побери, работают?

— Я лишь предупреждаю о последствиях, — холодно ответил секретарь. — Ты летишь прямо на огонь, и моя работа — предупредить об этом. Сейчас я — твои глаза, потому что тебя ослепила ярость.

— По-твоему, было бы лучше, если бы я снова поджал хвост? Мне надоело, — Люциан отсутствующим взглядом обвёл комнату и вернулся к своим рукам. — У меня есть шанс постоять за себя. Я слишком привык к тому, что меня кто-то защищает.

— Повторяю: ты умрёшь, — с нажимом произнёс Слайз.

— Подумаешь, — Люциан повёл плечами, — Молоху ничего не стоит вернуть меня к жизни. Он играет мной, как хочет. Мы все пешки в его политической борьбе за власть — вот и всё, — он вздохнул. — И самое паршивое, что я никогда добровольно не покину поле битвы.

— Как и мы все, — кивнул секретарь. — Сам понимаешь, ты Молоху не ровня. Что ему хорошо, тебе — смерть. И вряд ли ради тебя он бы снял полномочия и решил жить в домике неподалёку от моря. Он бог войны.

— А я — паршивенький демон похоти, — усмехнулся Люциан. — Я понял, к чему ты клонишь, Слайз. До сих пор я жил надеясь, что жизнь никогда даже не задумается ставить Молоха перед выбором: платить мной или нет. Я уверен, что сам он это не раз обмозговал.