Вольный Дон

Из веток обломанного бурей старого карагача казаки быстро развели небольшие костерки, на которых грелись котелки с водой для чая и взвара. Накрытые попонами лошади хрумкали насыпанным в торбы овсом. Где-то далеко пел свою тоскливую песню волк-одиночка. А над головой сияли крупные звезды, и казалось, что до них можно дотянуться рукой. Благодать. Что еще нужно воину в походе перед битвой, чтобы настроиться на спокойный лад, отсечь от себя всю суету мира, проблемы и заботы? Пожалуй, ничего. Вот только если песня или беседа с хорошим человеком. Но на песни, по понятным причинам, сейчас запрет, а вот поговорить, хоть с тем же самым Авериным, вполне можно.

– Евграф, – окликнул я смотревшего на огонь десятника.

– Что? – он оторвал взгляд от пламени.

– Расскажи, как так случилось, что ты семью потерял.

Аверин посмотрел на собирающихся вокруг казаков, которые подсаживались ближе. В невеселой усмешке скривил губы и, подкинув в огонь перекрученный кусок темно-красного дерева, сказал:

– Дело давнее, можно и рассказать, чтобы вы, хлопцы в бою с ногайцами злее были. Случилось это в одна тысяча семьсот первом году, как раз под конец декабря. Только-только война с османами закончилась и началась Северная кампания. Я тогда до сотника поднялся, и вскоре должен был полковником стать, поскольку в армии Шереметева в бою при Эрестфере, что под Дерптом, отличился. И пока я на чужбине геройствовал, моя семья здесь, в хуторке под Кагальницким городком жила. Пограничье тогда прикрыто было плохо и несколько кланов из орды Чар-Аслана во главе с родом Тукай пошли в набег на казачьи земли. Городки по Кагальнику и дальше они взять не смогли, а вот несколько хуторов выжгли и всех людей полонили. После этого копченые обратно в Кубанскую степь кинулись, а Лукьян Максимов, атаман войсковой, собрал, кого смог, и за ними вдогонку помчался. Было, почти догнал находников, но те, чтобы себе бегство облегчить, полонянников посекли и все-таки ушли. Это недалеко отсюда случилось, верст шесть-семь. И как мне односумы гутарили, там целый овраг неузнаваемыми трупами был забит. Так я лишился своих родных, а как узнал, что случилось, бросил полк, дезертировал и с той поры по границе гуляю, ногайцев высматриваю и режу их без всякой жалости.

– Неужели никто не уцелел? – спросил десятника Семен Кольцо.

– Слух был, что несколько детей ногайцы поперек седла кинули и с собой увезли. Но если бы за них хотели получить выкуп, давно бы с кем-то из родни связались, а такого не было. Значит, нечего себя пустыми надеждами тешить. Если и уцелел кто, таких детей в турецкую или персидскую неволю продали.

Кто-то из ватажников хотел задать еще вопрос, но я увидел, что в глазах старого воина сплошная тоска, взмахнул ладонью и приказал:

– Заканчиваем разговоры! Всем отдыхать! Завтра в бой!

Казаки расходились по расчищенным от снега делянкам, на которые был накидан бурьян, поверх него стелили толстый войлок, накрывались дополнительными попонами и ложились спать. Следующий день должен был принести ватаге схватку с исконными врагами и всем нам требовался хороший спокойный сон.

Однако так сложилось, что ближе к утру задул сильный северный ветер, который принес с собой снежную метель. В связи с этим пришлось полдня просидеть в балке, и только когда ветер немного стих, ватага продолжила движение, которое затруднялось большими сугробами. Так что к следующему вечеру мы только перешли Средний Эльбузд и сам Эльбузд. До Куго-Еи не дошли несколько километров и снова остановились на ночлег.

Еще одна ночь прошла в экстремальных полевых условия. Правда, весело, так как вечером к нам присоединился Петр Булавин и с ним четыре десятка его кубанских казаков. Нам было о чем поговорить и что обсудить, и в целом, против уничтожения ногайского рода Тукай дядя не возражал. И даже более того, сам хотел в этом мероприятии поучаствовать, а как долю в добыче (без этого никак), желал забрать всех уцелевших после налета степняков, которых он собирался отправить своему начальнику паше Хасану. А чего ему? Степь большая, одним кочевьем больше, одним меньше, если специально не искать, то и не найдешь. Тем более осколок орды изменника Чар-Аслана, который на всей турецкой территории объявлен вне закона.

И вот наступил третий день нашего боевого выхода в степь. Сегодняшний день. Погода нам благоприятствовала, на небе ни облачка, ветра практически нет, а температура воздуха, словно на заказ, примерно минус десять градусов по Цельсию. Казаки, что донские, что кубанские, весело пересмеиваясь и перешучиваясь, быстро позавтракали, заседлали лошадей и широкой облавной цепью, несколькими группами, рванулись к недалекой Куго-Еи.

Через час, пройдя по холмистой степи, наш сборный отряд перебрался на левый берег реки. Где-то рядом должно было находиться ногайское кочевье, поэтому, то и дело кто-то из казаков поднимался на окрестные курганы, осматривал окрестности и спустя еще час кочевники были обнаружены.