Волошинов, Бахтин и лингвистика

Такое решение уже вызвало критику. Как отмечает Н. А. Пань-ков, на IX Международной бахтинской конференции в Берлине в 1999 г. К. Xиршкоп и другие западные участники (которых вряд ли можно заподозрить в любви к Сталину) не согласились с купюрами в данном издании. Сам Н. А. Паньков присоединяется к мнению К. Xиршкопа «о необходимости публикации исторических документов без купюр и исправлений».[735]

С этой точкой зрения следует согласиться. Исторические документы надо печатать без купюр и исправлений. О желании автора, конечно, не надо забывать, но ведь историки, в том числе историки науки, после смерти изучаемых личностей почти никогда не руководствуются такими просьбами. Полной аналогии с книгой о Рабле быть не может: текст с заклеенными автором цитатами—текст самого автора, выражение его последней авторской воли. В данном же случае купюры – не авторские, и мы не можем судить, как бы Бахтин убирал «скверные примеси». К тому же заклеенные цитаты (может быть, тоже с каким-то обрамлением) в книге о Рабле вряд ли имели существенное значение для книги: Сталин о Рабле не писал, а его краткие суждения о древней и средневековой истории бывали некомпетентны: вспомним «революцию рабов». А здесь сталинские цитаты непосредственно связаны с изучаемой проблематикой, в результате чего купюры иногда просто нарушают связность текста. Вероятно, в иной общественной ситуации Бахтин не ссылался бы именно на эту брошюру. В более поздних текстах он ее уже не вспоминает, как не вспоминали ее после 1954–1955 гг. почти все его современники. Но 1950–1953 гг. в советской науке о языке прошли под знаком сталинской брошюры, и отказ от публикации цитат из нее неисторичен.

В тексте «Проблемы речевых жанров» мне удалось отметить пять купюр. Не всегда можно восстановить, какие именно высказывания Сталина имелись в виду, но то, что восстанавливается, а также то, что как-то комментируется Л. А. Гоготишвили, очень напоминает подход МФЯ к работам Н. Я. Марра. Не видно следов скрытой полемики (кроме, может быть, одного места), наоборот, выискивается сходство идей. Например, одна из купюр (195) идет после слов о нейтральности единиц языка: слов и предложений (в отличие от элементов высказываний). Но и Сталин, споря с тезисом о классовости языка, утверждал то же самое. Кстати, и в МФЯ говорилось о слове (в более широком смысле) как об «идеологически нейтральном знаке», и именно за это высказывание книгу в начале 30-х гг. ругали более всего. Или другая купюра в самом начале бахтинского текста (159), после которой издатели сохранили согласие Бахтина со сталинской идеей об «общенародном единстве языка». Но это та же самая, лишь иначе сформулированная идея о нейтральности и общем использовании того материала, из которого строятся высказывания. Л. А. Гоготишвили считает, что здесь Бахтин согласен со Сталиным «лишь условно» (542). Конечно, концепции здесь разные, но как раз в этом пункте они сходились. Точнее, Сталин здесь просто следовал стандартным традициям «абстрактного объективизма», осужденным в МФЯ и частично принятым в поздних работах Бахтина. Работа Сталина была оценена Н. Хомским как «в высшей степени разумная, но совершенно не разьясняющая» (perfectly reasonable but quite unilluminating).[736]

«Разумность» брошюры, оцененная в таком качестве лингвистами (не только советскими), давала возможность ее использовать в нужных случаях.

В комментариях, правда, указано, что купюр в тексте незаконченной статьи меньше по сравнению с ее предшествующими изданиями 1978 и 1979 гг.: сохранены наиболее крупные, но устранены мелкие в одно или несколько слов, в частности употребления словосочетаний, явно взятых из «Марксизма и вопросах языкознания», или аллюзии на формулировки оттуда (536). Последнее пока что издание 2000 г. повторяет текст 1996 г. Будем надеяться, что когда-нибудь мы прочтем тексты Бахтина без купюр.

VI.2.2. «Вопросы стилистики на уроках русского языка в школе»

Эта работа, хронологически самая ранняя из рассматриваемых здесь, загадочна по происхождению. Как указывают ее комментаторы, она написана еще в Савелове и относится к последним месяцам школьной службы Бахтина, между апрелем и июнем 1945 г. Текст выглядит как черновой вариант статьи, законченной (в отличие от большинства саранских текстов), но окончательно не отделанной. Комментаторы предполагают, что он писался в качестве методической разработки (512), однако неясно, для каких целей он предназначался. Впервые он опубликован лишь в 90-е гг.