Занятая сборами Гала убрала нераспечатанный конверт в сумку и в суматохе отъезда забыла о нем. До вокзала добирались на трех машинах. Пассажиры поезда, следующего из Парижа в Гавр, с недоумением следили за странным маленьким человечком с великолепными напомаженными усами, расположившимся в вагоне третьего класса в весьма экзотическом виде. Обладатель эффектных усов сидел в непосредственной близости от паровоза и, как охотничья собака в засаде, выглядывал из-за холстов, распиханных повсюду, где только можно. Каждая картина была бережно завернута в бумагу и обвязана шнурком, который, в свою очередь, крепился к его одежде или пальцам. Несомненно, это было проделано с одной-единственной целью – чтобы картины в дороге не растащили. С усатым оригиналом путешествовали две женщины – миловидная шатенка с приятным лицом и ярко выраженным американским акцентом, которую он называл Каресс, и невысокая, дорого одетая брюнетка, отзывавшаяся на имя Гала. Усатый господин все время нервничал и, обращаясь к своим дамам, убежденно повторял:
– Я сижу рядом с двигателем, это очень хорошо.
– Отчего же хорошо, Сальвадор? – удивлялась Каресс.
– Это значит, что я приеду быстрее.
Привыкшая к странностям мужа, Гала лишь усмехалась, слушая их диалог. Затем они плыли на пароходе, и художник всю дорогу волновался за судьбу картин. Как только пароход прибыл в Штаты, в каюту к Дали тут же ворвались обвешанные фотокамерами журналисты, встречу с которыми организовал владелец нью-йоркской галереи. Дали испугался безмерно. Челюсти вошедших ни на секунду не переставали двигаться, пережевывая жвачку. Жадные до сенсаций глаза устремились на экстравагантного художника в ожидании чего-то особенного.
– Что им нужно? – тревожно осведомился перетрусивший Дали, не владеющий английским языком.
– Они хотят видеть твои работы, – по-французски пояснила Каресс. – Это джентльмены из прессы. Они могут принять или же не принять тебя.
– Сделаем так, чтобы приняли, – невозмутимо обронила Гала, разрывая бумагу на придирчиво выбранной картине.
Когда все упаковочные слои были сорваны, на открывшемся холсте перед журналистами предстала та самая женщина, которая разворачивала картину.
– Вот, – глядя на живописное полотно, с восторгом проговорила Каресс. – Это «Портрет Гала с двумя бараньими ребрышками, удерживающими равновесие на ее плече».
– Гала – понятно. Но для чего отбивные? – спросил один из журналистов. Каресс перевела.
– Я люблю жену и люблю отбивные, так почему бы их не совместить? – пожал плечами Дали.