Волшебный фонарь Сальвадора Дали

Слушая истеричные выкрики Дали, сердце Галы преисполнялось одновременно гордостью и страхом. Настал момент, когда ее безумный гений не только не стесняется своего недуга, но и гордится им, размахивая паранойей, словно знаменем. Этим утром, когда Гала наткнулась в сумке на письмо Бретона с требованием извинений, Дали так разнервничался, что не смог взять перо в руки, так они дрожали. И потому перепоручил переписку жене.

– Ответь ему, слышишь, Гала! Напиши, что я не должен извиняться, ибо у меня сексуальное извращение совершенно особого рода. Что вообще-то я импотент и эрегирую только тогда, когда у другого неприятности, и да, я испытываю труднопреодолимую эротическую тягу к несчастному, испытывающему боль, и с этой зависимостью почти невозможно бороться! Разве я виноват, что мать моя сексуально терроризировала меня, поселив во мне ужас перед интимными отношениями! Эта жестокая женщина заглатывала мой пенис, когда я был младенцем! Она думала, что я мал и ничего не помню! Но я все отлично помню, как помню мальчика, которого сбросил с моста. Все полагают, что я безумен, ведь я так похож на сумасшедшего! Я говорю, как сумасшедший, думаю, как сумасшедший, и так же вижу мир. Между нами одна лишь разница – я не сумасшедший! Так и напиши ему, Гала!

Увидев будущего мужа впервые, Леночка Дьяконова самонадеянно подумала, что сможет договариваться с демонами Дали. Лазая вместе с ним по горам Кадакеса, она ясно читала в глазах художника острое желание сбросить ее с утеса, но умелая интимная ласка и своевременно сказанные нужные слова делали свое дело. Однако Гала с нарастающей тревогой осознавала, что недалек тот день, когда она не сможет сдерживать безумие Дали. В его картинах, которые художник именовал не иначе как «сделанные вручную, моментальные снимки подсознания», все чаще звучала тема каннибализма – повторяющийся образ искаженного тела, подоткнутого костылями и занятого нарезанием лакомых кусочков собственной плоти. Привлекал внимание и кочующий из картины в картину образ мужчины, поедающего ребенка, мозг которого прошит швейной иглой. И на всех без исключения полотнах, как в мясной лавке, видны были мягкие формы внутренностей, костей и нарезанного мяса.