Родилась девочка, и Роника ждала от мужа горьких упреков. Их не последовало, зато Ефрон принялся что было сил воспитывать из девочки мальчишку. Можно подумать, он серьезно надеялся преуспеть. Своенравие и упрямство маленькой Альтии приводили Ронику в отчаяние, но он был в восторге: «Вся в меня! Вот это характер!» Любящий родитель ни в чем ей не отказывал, и, когда она однажды потребовала, чтобы он взял ее с собой в море, даже это далеко не девическое желание было исполнено. То плавание было коротким. Роника встречала корабль на пристани, будучи уверена, что вот сейчас ей придется утешать зареванную дочь, досыта нахлебавшуюся тягот и неудобств жизни на корабле… Ничуть не бывало. Босоногая, остриженная чуть ли не наголо Альтия висела на снастях, словно маленькая черноволосая обезьянка, и пребывала в полном восторге. С тех пор она неизменно ходила в море вместе с отцом.
А теперь вот даже и без него…
Об этом они с Ефроном также не сумели договориться. Она и так-то едва сумела уговорить его полежать дома, а если бы не замучившая боль, он нипочем не поддался бы на ее уговоры. И вот он остался. Само собой разумеется, думалось Ронике, что Альтия останется тоже. Да и что ей, спрашивается, делать на корабле без отца? Но когда она сказала об этом Ефрону, он пришел в ужас.
«Наш фамильный живой корабль – и чтобы на борту не было никого из нашей семьи? Ты вообще понимаешь, женщина, о чем говоришь?»
«Но ведь „Проказница“ еще не пробудилась, – разумно возразила она. – Да и с Кайлом мы как-никак породнились. Они с Кефрией почти пятнадцать лет вместе, неужели этого недостаточно? Да и Альтии не повредит дома посидеть. Хоть кожу и волосы в порядок приведет, а потом покажется в городе. Ей замуж пора, Ефрон. А какие женихи, когда она все время в море с тобой пропадает? Кто ее там разглядит? Она в городе-то появляется хорошо если два раза в год, то на весеннем балу, то на празднике урожая, ее в лицо даже не знают! Молодые люди из приличных семей ее всего чаще видят в этих ужасных штанах и матросской жилетке. Волосы заплетены вкривь и вкось, а кожа, как… как шкура дубленая! Разве так дочек замуж готовят, если хотят их удачно пристроить?»
«Удачно пристроить? А может, лучше все-таки по любви? Ты вспомни, как мы с тобой поженились. Или посмотри на Кефрию с Кайлом. Не забыла, какие были в городе пересуды, когда я позволил новоиспеченному капитану, да притом еще калсидийцу, ухаживать за своей старшей дочкой? Но я-то знал, что он справный мужик, да и ей запал в сердце… вот они и живут себе – не печалятся. И детки один к одному, крепенькие… Нет, Роника. Если держать Альтию на привязи, припудривая и напомаживая, чтобы вернее понравилась жениху… не тот это будет жених, которого я для нее пожелал бы. Пусть ее разглядит тот, кому по сердцу придется девчонка сильная и с характером! Всяко-разно ей уже скоро придется вести замужнюю жизнь, быть в доме хозяйкой… матерью и женой. И я очень сомневаюсь, что домашнее затворничество придется ей по душе. Так пускай наслаждается вольной жизнью, пока это возможно».
Столь длинная речь исчерпала все его силы; задыхаясь, он откинулся на подушки и долго не мог выговорить ни слова.
И Роника волей-неволей проглотила свой гнев. А ведь ее до глубины души возмутило, с каким пренебрежением говорил он о ее образе жизни. И еще она чувствовала определенную ревность: с какой стати ее дочери были позволены все те вольности, которых она, Роника, не видела никогда?
Но она не упомянула даже о том, что при нынешнем положении семейных дел Альтии следовало бы думать не о замужестве по любви, а именно о том, чтобы удачно пристроиться. Право же, сумей они в свое время внушить младшей дочери побольше смирения, можно было бы попробовать выдать ее за кого-нибудь из их кредиторов – и в качестве свадебного подарка тот простил бы долг их семье… Подумав об этом, Роника хмуро покачала головой. Нет. С этим в любом случае ничего бы не вышло. Ефрон переспорил ее, как только он один и умел. Она ведь вышла за него потому, что влюбилась без памяти. И Кефрию в свое время сразило обаяние светловолосого Кайла… А значит – какие бы несчастья ни грозили семье, Роника всем сердцем надеялась: Альтия выйдет замуж только за того, кого вправду полюбит.
И вновь, подперев рукой голову, Роника с тоской и отчаянной надеждой всматривалась в иссушенное болезнью лицо человека, которого по-прежнему продолжала любить.
Послеполуденный свет вливался в окно, беспокоя больного, и Ефрон морщился. Роника тихонько поднялась и поправила занавеску. Все равно вид из окна больше не доставлял ей удовольствия. А как радовалась она когда-то, глядя на мощный ствол и крепкие ветви их свадебного дерева! И вот теперь – а стояла середина лета – оно торчало посреди сада, нагое, точно скелет… По спине Роники пробежали мурашки, и она плотней задернула шторы.