Тот про себя думает: «Ну, держись! Сейчас или никогда!»
И громко да твердо говорит:
— Ничего я не варил, ничего и есть не стану. Ты кашу заварил, ты и расхлебывай!
Уселось чудище к столу, кашу в миску налило и стало хлебать. Потом затопало неизвестно куда, вернулось назад со свечой, с киркой, с лопатой, бросило все к ногам пастуха и ворчит:
— А ну, подними свечу да кирку с лопатой, неси в погреб!
— Ничего я из погреба не приносил и ничего туда не понесу, — говорит Зами.
Сам же виду не подает, что боится.
Взяло чудище свечу, кирку с лопатой и прохрипело:
— Идем со мной!
— Ладно, — сказал Зами, — только ты вперед ступай!
Стало чудище вниз по лестнице спускаться. В погребе начертило какой-то знак на земляном полу, ощетинилось, схватило камень величиной с кулак и растерло его в порошок, да как заорет:
— А ну, вырой яму на этом месте!
— Ничего я здесь не потерял и яму рыть не собираюсь! —смело сказал Зами и с места не двинулся.
Пришлось чудищу самому за работу приниматься. Долбило оно землю киркой, долбило, копало лопатой, копало, вдруг видит пастух — большой котел из ямы показался.
— Вытащи его наверх! — закричало чудище так, что стены дрогнули.
— Я его в яму не опускал и вытаскивать не стану! — твердо отвечает Зами.
Рвануло чудище тяжелый котел, вытащило его из ямы.
— А ну, неси его наверх! — закричало чудище.
— Я его в погреб не приносил и наверх не понесу! — храбро отвечает Зами.
Взвалило чудище котел на плечи, по лестнице в горницу потянуло да и грохнуло на пол.
— А ну, подними крышку! — рычит.
— Я котел крышкой не прикрывал и открывать не стану! — дерзко отвечает Зами.
Пришлось чудищу самому крышку поднимать. А котел-то доверху серебряными монетами набит! Захохотало тут чудище да и высыпало всё из котла на стол. Потом разделило серебряные талеры на три равных доли и говорит Зами:
— Выбирай себе любую долю! Угадаешь — твое счастье! И меня от заклятья избавишь! Не угадаешь — разотру тебя в порошок, и придется мне до скончания века таким вот чудищем бродить… Одна доля здесь — твоя, другая — бедняков, которые все добро свое на этом выгоне оставили, а третья — вдов да сирот тех пастухов, которых я здесь сгубило. Выбирай теперь любую.
Не успело чудище опомниться, как схватил Зами серебро обеими руками и все три доли в одну кучу сгреб.
— Одна доля наверняка моя, а беднякам, вдовам и сиротам я сам их долю отдам, — молвил он.
Раздался тут такой грохот, что стены пошатнулись, а крыша над хижиной вверх взметнулась. Лишь только грохот утих, видит Зами — перед ним стоит молодой красивый пастух. Улыбается он ласково и говорит:
— Ты меня от заклятья избавил. Теперь и горный выгон, и альпийский луг — твои!
Повернулся и прочь пошел.
Зами в тот же день спустился с гор в долину. Принес он с собой подойник, полный серебряных монет, и роздал их беднякам, вдовам да сиротам. Повернулось к нему счастье лицом, и зажил он припеваючи. С тех пор перестали привидения на выгоне водиться, и все в окрестных долинах вздохнули. И пошли в Альпах такие поговорки:
— Кто не боится — всегда в выигрыше останется! Смелому весь мир принадлежит!
Как Ленц с Лизой неубитого медведя делили
Вот однажды вечером улеглась Лиза спать. Пальцем от усталости шевельнуть не может, а мысли всякие ее донимают, уснуть не дают. Толкнула она мужа локтем в бок и говорит:
— Слышь-ка, Ленц, чего я надумала? Коли б я один гульден на дороге нашла, а один бы мне подарили, и я к ним еще один прикопила бы, да один гульден ты бы дал, я бы на эти четыре гульдена молодую корову купила.
Очень Ленцу женины слова понравились.
— Дело ты говоришь, — сказал он. — Правда, где мне тот гульден взять, который ты просишь тебе отдать? Ума не приложу! Ну, коли ты все же столько денег скопишь и сможешь на них корову купить, то-то хорошо будет! А какая радость, если корова теленочка принесет! Тогда и мне иной раз глоток молока перепадет.
— Не про твою честь молоко, — рассердилась жена, — пусть его теленок сосет; вырастет он тогда большой и жирный, и сможем мы его с выгодой продать.
— Ясное дело, — ответил муж, — только немного молока мы все же себе возьмем, это нам никак не повредит.
— И кто тебя всяким глупостям учит? — досадовала жена. — Повредит ли — нет ли, только я этого не потерплю! Хоть ты тресни, а не видать тебе молока ни капли! Тебе бы все слопать, что я в поте лица своего раздобыла.
— Жена, — крикнул муж, — замолчи! Не то задам я тебе взбучку!
— Что? — закричала жена. — Ты мне еще грозишь? Ах ты бездельник, ах лежебока!
Долго Лиза Ленца честила, до тех пор, пока от усталости не уснула.