Волшебство обмана

Ратко сидел на полу напротив меня, опустив лицо в огромные ладони, и едва заметно раскачивался.

— Не станешь жечь? — на всякий случай спросила я.

Он отнял руки от лица: взгляд волшебника больше не казался ни угрожающим, ни темным. Я вдруг увидела растерянного юношу, который прятался в этом большом и сильном теле, прежде не позволявшем мне рассматривать Ратко как ребенка, которому может потребоваться моя или чья-то еще помощь.

— Прости, прости, прости… — начал быстро наговаривать великан. — Я не знаю, что на меня нашло… Это все неправильно…

Он встал и в одно прикосновение освободил мои кисти от сковывавшего их холода. Я потрясла руками, проверяя, не потеряли ли конечности подвижность.

— Что у тебя случилось? — прохрипела я, задавая вопрос, ответ на который уже знала, затем поморщилась и указала на свое горло.

— Прости, — снова пробормотал Ратко, коснулся моей шеи, но через секунду помотал головой. — Прости, с этим теперь только к Весеню.

Ну конечно, ломать не строить!

— Тогда прекращай извиняться и наслаждайся звуками. — Будь мой облик хоть на пять лет старше, в хрипотцу можно было бы добавить чувственности и вышло бы славно, а так оставалось только давить на жалость. — Так что там у тебя стряслось?

Богатырь посмотрел на меня растерянно, на секунду позабыв о самобичевании.

— Разве ты не должна сейчас пойти и пожаловаться Олегу?

— Что должна, а что нет, это я и без тебя решу. Рассказывай, — уже потребовала я.

— Нельзя мне здесь больше оставаться… Нюта замуж за другого собралась. — Ратко снова закрыл лицо руками.

— Это та девушка, которую я видела с тобой на Солнцевороте?

Богатырь опустил руки и горестно кивнул.

— Любишь ее?

Снова кивок.

— Что угодно для нее сделаю, лишь бы моя была! — с неожиданной страстью и горячностью воскликнул парень.

Вот тебе и ветреный гуляка! В который раз убеждаюсь, что слухи и наговоры надо просеивать через мелкое сито.

— Тогда почему не расскажешь Олегу и не уйдешь из этого дома?

Богатырь начал смеяться, и я на секунду испугалась, что этот смех перерастет в истерику.

— Ты до сих пор так и не поняла? Мы не можем просто так уйти отсюда! Все, кто сюда попал, останутся до тех пор, пока не отпустит Олег.

— Так я и говорю, расскажи ему, — действительно не поняла я.

— Не отпустит, — покачал головой Ратко.

— Но почему?

— Я здесь давно, и он выпускает только тех, кто точно знает, что будет делать со своим волшебством. А я не знаю. — Волшебник снова посмотрел на меня извиняющимся взором. — Я только сейчас понял: даже если бы ты мне рассказала, кто ты, мне бы не помогло. Вся эта проверка только предлог, чтобы посмотреть, как мы себя поведем.

Да, надо признать, в сообразительности ему не откажешь… а Вольге в коварстве.

— Как так не знаешь? — удивилась я. — С огнем и холодом можно столько всего сотворить!

— Ну на что я гожусь? Лед на речке топить? Даже палач или пыточных дел мастер из меня не выйдет!

— А рану прижечь? А смерч?

— Рану можно и каленым железом прижечь, да и смерчи не каждый день над городом пролетают, — вздохнул волшебник.

За дверью кто-то заскребся, и мы с Ратко замолчали и переглянулись.

— Пойду посмотрю, — поднялся с места богатырь.

Стоило ему приоткрыть дверь, как в щель юркой меховой молнией проскользнула куница, взбежала по ноге волшебника и вонзила зубы ему в голень.

Я вскочила на ноги и кинулась на помощь, не сразу сообразив даже, кого буду спасать.

Ратко выругался и замахнулся рукой на агрессивного зверя, уже явно вознамерившегося лезть дальше. Одного удара великана хватило бы, чтобы куница оставила свои выкрутасы и продолжила существование в этом мире прекрасным и дружелюбным меховым воротником.

— Феня, фу! — Я схватила бесстрашное создание за шкирку и оторвала от Ратко.

Зверек повис в моих руках, как нашкодивший кот, и что-то запищал.

— Что на него нашло? — Волшебник потирал укушенную ногу.

— Не знаю. Отнесу баронессе. Жди. Никуда не уходи, — погрозила я пальцем великану, и тот неуверенно улыбнулся в ответ.

Стоило мне закрыть дверь в комнату Ратко, как куница заверещала и стала ко мне ластиться. На всякий случай я сделала несколько шагов по направлению к собственной комнате, затем скептически посмотрела на Феню и, сама не веря, что произношу это, спросила:

— Ты меня спасать, что ли, примчался?

Куница запищала.

— Поздновато… Еще бы немного — и быть бы тебе куницей-поводырем, — я сама содрогнулась от того, как это прозвучало, а Феня заверещал пуще прежнего. — Давай так: я тебя отпускаю, но ходить хвостом ты можешь только за баронессой. Когда я в этом облике, разрешаю быть поблизости, но не слишком близко. Ясно?

Зверек пискнул. Не знаю, что это было — согласие, возражение или слишком разыгравшаяся фантазия пожилого человека, но, когда я опустила куницу на пол, она отбежала от меня на некоторое расстояние и обернулась, словно спрашивая, будет ли этого довольно.

Чувствуя себя сумасшедшей, я кивнула. Стыдно признаться, но, похоже, Феня понимал меня гораздо лучше, чем я его. Надо непременно поговорить по поводу этого со Жданом. Было что-то пугающее в том, как порождение его волшебства относилось ко мне.