Волжский рубеж

Так жизненно важные либеральные реформы в России вместе с царем-Освободителем «почили в Бозе». Александр Третий послушает Победоносцева, и уже в мае из-под пера грозного министра, но за подписью царя выйдет «Манифест о незыблемости самодержавия». Лорис-Меликов, Милютин и Абаза подадут в отставку, их места займут консерваторы и реакционеры. Придет время закручивания гаек, нового давления на общественность, нетерпимость к свободе совести и слова. Но сколько можно сдерживать пар в кастрюле, стоящей на большом огне? Все это станет прелюдией великого взрыва. И никакие казаки с плетками уже не помогут!

Но это будет чуть позже…

Четырнадцатого марта Алабин и Субботин были на панихиде по императору Александру Второму и возложили к его гробу венок от города Самары. 15 марта присутствовали на его погребении в Петропавловском соборе.

Восемнадцатого марта в Самаре на заседании думы прочитали телеграмму из Петербурга от двух гласных:

«Удостоились, в присутствии Их Императорских Величеств и всего Августейшего дома, а также иностранных принцев и владетельных особ, торжественно возложить венок от г. Самары, отслушать панихиду и поклониться праху в Бозе почившего Царя-Освободителя. Большой венок составлен из незабудок, в середине его крест на луне из белых роз и лилий, связанных белыми лентами с гербом города Самары и надписью золотом: «Бессмертному Царю-Освободителю Александру II. Самара».

А 19 марта в Аничковом дворце депутации со всех городов России «всеподданнейше» поздравляли Его императорское величество со вступлением на отеческий престол. Были среди прочих Алабин и Субботин.

– Господа, – чуть позже обратился Алабин к представителям других городов. – Предлагаю тотчас же отправиться к месту покушения на Александра Второго и возложить цветы на этом скорбном месте.

Депутации согласились единогласно. На месте трагедии как раз проходила служба. Цветы были возложены, и Алабин с Субботиным, как и многие другие, направились в Петропавловский собор. Там шла панихида по почившему императору. К вечеру двое самарцев были уже в Казанском соборе. Отстояв торжественный молебен за здравие нового императора Александра Третьего, императрицы и наследника, они с чистым сердцем отбыли домой.

В поезде, пока Субботин спал, Алабин взял из саквояжа листы бумаги, карандаш и при ночнике взялся писать. Подтолкнули его к ночному творчеству все те же размышления о том, кто же такие эти люди, взорвавшие императора, – одного из лучших и благороднейших русских людей!

Сердце колотилось, строка тянулась к строке…

26 марта в Самаре дума приняла решение воздвигнуть памятник царю-Освободителю на Алексеевской площади.

А 30 марта на заседании Алабин взял слово и вышел с листами бумаги. Полный праведного гнева и скорби, черновик обращения он и писал в поезде по дороге в Самару.

Алабин говорил горячо, ясно, со страстью истинного оратора:

– Не можем умолчать о душевной муке, нами пережитой в эти страшные мгновения. Мы чувствуем угрызение совести, как будто мы сами причастны к этому убийству, которое, может быть, и не совершилось бы, если бы мы с большим усердием исполняли свой долг к своему Отечеству и к нему, Богом над нами поставленному Верховному Вождю. – Петр Алабин перевел дух, губы его дрогнули. – Многие в ослеплении самообольщения убаюкивают свою совесть, говоря: эти убийцы – не наши братья, это – отребье Земли, это – исчадие ада, подставленные орудия исконных врагов России. Они нерусские! Но кого может ввести в заблуждение такое отречение? Если они не наши, то кто же они? – Он посмотрел в зал, все едва дышали. – Не вражьи же они латники, проникшие в сердце земли нашей, подобно тем, спасая царя от которых, не пожалел своей крови Иван Сусанин?! Не иноплеменные же они полчища, одолевшие нас в смертельных боях и вторгнувшиеся в наше Отечество, чтобы ниспровергнуть все его святыни?! Нет, то-то и ужасно, что они наши братья, что их, как и нас, царь, сраженный их святотатственными руками, звал не иначе как детьми Своими! Отцеубийство, ими совершенное, грозным призраком восстает поэтому и пред нашей совестью. И нам, не сумевшим охранить общего Отца нашего, теперь думается: «Кровь Его на нас и на чадах наших!»

Все гласные до единого после этой речи встали. «Дума выразила искреннюю благодарность господам Алабину и Субботину за то, что от лица Самары они выполнили высокое поручение, – записал секретарь собрания, – проводили в последний путь царя-Освободителя, великого русского императора».

3

26 июня 1882 года Москву потрясла смерть известного всей России полководца. И не только России, но Европе, Азии и Кавказу. В гостинице «Англия» скоропостижно скончался тридцатидевятилетний генерал Михаил Дмитриевич Скобелев, гордость русской армии.