Вопль археоптерикса

Мы повскакали, но черта с два – одна из лиан, закрепленная над передней опорой шасси, натянулась, и похитительница такелажа, преследуемая радистом, понеслась по кругу, как привязанная к колышку коза. Алексей растерянно подпрыгнул над лианой – по-девчоночьи, будто через скакалку, Петр Иваныч не успел, его ударило над коленями, сбило с ног. Проша сам кувыркнулся под веревку – вот ведь цирк! Я стоял дальше, до меня не дошло.

Гонщики почти закончили полный круг, повторять бы акробатам номера на бис, но Алексей рубанул по лиане топором, она лопнула, и зверюга покатилась кубарем. Костя издал победный клич, но вдруг упал навзничь – ногу захлестнула петля. Поехал за вскочившей зверюгой на спине, считая кочки.

Юмор закончился, до нас это сразу дошло. Любой пенек и…

Я рванул за Костей, но куда там! Петр Иваныч стоял ближе, упал на радиста, обхватив обеими руками, пытаясь удержать, тоже проехал пару метров и остался лежать в луже. Алексей с Прошей схватили свободную стропу, побежали, держа ее на растяг – то ли поймать зверя хотели, то ли смутить.

Дело, наверное, обернулось бы совсем нехорошо, но курица отцепилась от веревок сама и удрала в джунгли, мелькая цветным капюшоном. Мы бросились к Косте – вроде цел, рожа вся в грязи, глаза злые.

– У, гадина, – опираясь на руку Проши, поднялся радист.

– Спина цела? – откликнулся физик, озабоченным лицом напомнивший в тот момент доктора Айболита.

– Эх, какая добыча ускользнула, – прихрамывая, подошел бортстрелок.

– Ладно, – объявил я, окинув взглядом экипаж. – Делаем перерыв на полчаса в связи с благополучным избавлением от непонятной зверюги. Помоемся, попьем чаю, а потом будем думать, как упряжь нашу веревочную чинить.

Жара, а чай горячий, из местной травы, пьется за милую душу. Сидим, консервными банками брякаем, упряжь из головы не выходит, время терять жалко, все ведь уже готово было.

– Странное животное, и капюшон такой тонкий, зачем он? – задумчиво пробормотал Проша.

– Тоже, как увидел, сразу подумал, что ни в одной книжке такой нет, – согласился я. – Парашют этот вокруг головы – на всю жизнь запомнишь.

– В природе просто так ничего не появляется, – начал лекцию наш ученый. – Каждый орган для чего-то нужен. Не могу понять, зачем эта кожная складка. Если для устрашения… Так она ведь почти прозрачная, через нее видно было. Будто пленка или сетка мелкая.

– Может, она ею мух ловит? – усмехнулся Алексей и невозмутимо добавил: – Почему нет? Мух здесь много, – прихлопнул шедшего на посадку кровососа, добавил: – И комаров тоже ловит.

– Ну что ты, – возразил физик. – Разве такая мухами прокормится? В ней килограммов триста, по самым скромным оценкам.

– Она не кормится, она коллекцию собирает, – скривился Костя. – На иголки накалывает, а потом любуется. Я в Костроме такую коллекцию видел. Бабочки. Красота. И жуки там были.

Вот ведь радист, и еще в одном городе успел побывать. Алексей тоже заметил новую географическую точку в истории самого молодого члена экипажа:

– А что ты в той Костроме делал?

– Да так, – оскалился Костя. – В музей ходил.

– Понятно, так и скажи, девушка любила бабочек.

– Сеструха в музее работала…

Он как раз поднимался с бревна, резко повернулся, и радостная его улыбка сменилась гримасой.

– Ох! – Радист ухватился за бок, потом оглянулся на полосу. – На взгляд вроде ровная… Пока за упряжной курицей ехал, все бугры пересчитал. Как взлетать будем?

– Как-как… С криками и матами, – усмехнулся я и повернулся к штурману. – Придется, Алеха, тебе за новой лианой лезть, Константин временно освобождается от верхолазных работ, еще сверзится оттуда…

К вечеру с моря поползли тучи. Стало пасмурно. Тучи висели над лесом черные и тяжелые. Особенно сильно пахло серой от вулканов и душным маревом из джунглей.

Пора было заканчивать на сегодня. Жара неимоверная, кажется, и дышать нечем. Воздух замер, ни ветерка. Весь день готовили блоки. Сдвинули «ланкастер» на метр. Такими темпами мы до здешней зимы дотянем. Проша говорил, что в меловом в наших широтах сезонные холода уже должны быть. Хотя, пожалуй, в этих местах зима смешная окажется. Слякоть и грязь, как в Испании, – промозгло. Это в горах там рассказывали, что в снегопад лучше в дорогу не отправляться. Я рассмеялся сам с собой, странно в такую духоту про снегопад думать, кажется, и быть не может, что где-то идет снег, снежинки падают на лицо, а если мокрые хлопья – то тебя облепит всего, как снеговика.

– Ты чего ржешь? – мельком спросил Алешка.

– Вспомнилось, если снег мокрый, хлопья крупные, а ты идешь на лыжах, прешься вокруг города – там лыжню школьную проложили, – то скоро превращаешься в снеговика.

Мы двинулись к лагерю. Настроение было явно не боевое. Унылое настроение. Алексей шел, сосредоточенно глядя перед собой. Костя плелся сзади. Вымотались совсем. Пожрать и спать упасть – одна мысль.

– Самое время про снежок, освежает. Сейчас, наверное, все пятьдесят градусов будет. – Штурман вдруг оживился: – Меня как-то на районные от школы отправляли. У нас со снегом не очень, не каждую зиму удавалось побегать на лыжах…