Вопрос крови

Ребус это понимал. Он видел семьи, где дети с малых лет пускались во все тяжкие, не признавая над собой никаких законов, кроме законов джунглей. Отверженность была у них в крови. Жестокость родит жестоких. В свое время Ребус знавал отцов и дедов некоторых из этих юношей — преступные наклонности здесь передавались по наследству, и лишь годы могли утихомирить рецидивистов. Таковы были непреложные факты. Но проблема состояла в том, что с Ребусом большинство этих людей сталкивались уже сложившимися и в большинстве случаев неисправимыми преступниками. Так что сочувствие к ним становилось неуместно, оно выхолащивалось.

И были среди них такие, как Павлин Джонсон. Имя Павлин, разумеется, было кличкой и происходило от его рубашек, рубашек, при одном взгляде на которые трезвел и столбенел в изумлении даже запойный. Джонсон тяготел к красивой жизни, изображая высший шик. Деньги у него не переводились, и он любил пустить пыль в глаза. Рубашки для него нередко шились на заказ каким-нибудь портным из закоулков Нью-Тауна. Порою Джонсон щеголял в шляпе, лицо его украшали тоненькие черные усики — возможно, он воображал себя Креольчиком. Зубы его были прекрасно запломбированы, что уже выделяло его среди собратьев, и потому он злоупотреблял широкими улыбками. Одним словом, колоритная фигура.

Ребус знал, что Джонсону под сорок, но дать ему можно было и на десять лет больше или же меньше — в зависимости от его настроения и костюма. Его неизменно сопровождал коротышка по имени Маленький Злыдня Боб. Тот всегда был одет одинаково, как в форму: бейсболка, спортивная куртка, мешковатые черные джинсы и огромные, не по размеру, кроссовки. На пальцах его сверкали золотые кольца, обе кисти обвивали браслеты с именем, с шеи свисали цепочки. Круглое прыщеватое лицо с почти всегда приоткрытым, словно в изумлении, ртом. Поговаривали, что Злыдня Боб был братом Павлина. В таком случае генетика тут сыграла злую шутку. Высокий и даже элегантный Павлин и его зверского вида кореш. Что же до истинного зла в Злыдне, то, судя по всему, прозвище было лишь для красного словца.

Ребус наблюдал, как дружков разделили. Бобу предстояло проследовать за полицейским наверх, где внезапно освободилось место. Джонсон же отправлялся в комнату № 1 для допросов в сопровождении констебля Петтифера. Ребус поискал взглядом Шивон, после чего начал протискиваться сквозь толпу.

— Ничего, если я поприсутствую? — спросил он Петтифера.

Молодой человек, по-видимому, смутился. Ребус попытался ободрить его улыбкой.

— Мистер Ребус… — Джонсон протянул ему руку. — Какая приятная неожиданность!

Ребус отстранился от него. Ему не хотелось, чтобы искушенный Джонсон понял, что Петтифер в своем деле новичок. В то же время ему надо было убедить констебля в том, что никто не собирается действовать через его голову и посылать к нему проверяющего. Единственным его оружием в тот момент была улыбка, к ней он и прибег вторично.

— Очень хорошо, — наконец выговорил Петтифер. Втроем они вошли в комнату для допросов. Ребус ткнул указательным пальцем в сторону Шивон, приказывая ей ждать его.

Комната для допросов № 1 была маленькой, душной, впитавшей в себя запахи нескольких предыдущих интервьюируемых. Окна были лишь на одной стене и располагались под потолком, так что открыть их было нельзя. На столике стоял примитивный двухкассетный магнитофон. За ним на уровне плеча находилась кнопка экстренного вызова. Комната просматривалась видеокамерой, висевшей над дверью.

В этот день записи не велись — допросы были неформальными и апеллировали лишь к доброй воле задержанных. Петтифер принес с собой лишь два листа чистой бумаги и дешевую авторучку. Досье Джонсона он изучил, но выставлять это напоказ не намеревался.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Петтифер.

Джонсон не сразу опустился на стул — сперва он с нарочитой брезгливостью, словно не зная, стоит ли садиться, протер сиденье и спинку ярко-алым носовым платком.

Петтифер сел напротив и тут же понял, что Ребусу сесть негде. Он сделал движение встать, но Ребус остановил его, покачав головой.

— Я просто постою, если вы не против, — сказал он и, прислонившись к противоположной стенке, скрестил ноги в лодыжках и сунул руки в карманы. Стоя здесь, он находился в поле зрения Петтифера, в то время как Джонсону, чтобы поглядеть на него, надо было обернуться.

— Вы прямо как кинозвезда, удостоившая своим вниманием провинцию, мистер Ребус, — с широкой улыбкой заметил Джонсон.

— Тебе особая честь, Павлин.

— Павлин ездит только первым классом, — с довольным видом произнес Джонсон и, обхватив себя руками, откинулся на спинку стула.

Волосы у него были иссиня-черные, зачесанные назад и чуть вьющиеся на затылке. У него была привычка ходить с коктейльной палочкой во рту, посасывая ее, как леденец. Но в тот день палочки не было. Вместо нее он перекатывал во рту жвачку.

— Мистер Джонсон, — начал Петтифер, — я полагаю, вы знаете причину, по какой вас доставили сюда?