Читаем Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств полностью

Четвёртое. Один из важнейших уроков смуты, непосредственно связанный с диалектикой национального (государственного) и классового, заключается в жёсткой необходимости изоляции пятой колонны и наказания предателей, особенно предателей из числа правящих слоев – ничего личного, только обеспечение общественной гигиены и социальной справедливости. Иначе – беда, что и произошло в результате действий князя Дмитрия Пожарского. Последний, вместо того, чтобы объявить предателями и отдать под суд (а то и выдать головой победившим земцам и казакам) тех бояр, которые открыли ворота полякам, присягнули Владиславу (среди присягнувших был Михаил Романов) и сидели вместе с поляками в Кремле в осаде, объявил их пленниками поляков. Что автоматически означало прощение. После чего испуг бояр прошёл и они сделали всё, чтобы ненавистный им благородный спаситель России Рюрикович Пожарский не стал царём. Почему Пожарский поступил так, а не иначе? Думаю, прежде всего, из классовой солидарности – не хотел лить кровь бояр. Возможно, рассчитывал на их благодарность, которая принципиально отсутствует в политике. К тому же, как заметил один беспринципный деятель русской истории, принципиальная политика – лучшая политика. Пожарский сморгнул, не решился пойти на принцип и на конфликт с боярами (а шансы князя на успех в таком конфликте были исключительно велики – ненавидимые народом предатели-бояре, скорее всего, даже не посмели бы сопротивляться) – и проиграл. А вместе с ним проиграла Россия, получив Романовых, которых некоторые исследователи считают криптокатоликами, начиная с Фёдора/Филарета, отца Михаила.

Мораль: в ситуациях смут в краткосрочной перспективе национально-государственное, общесоциальное важнее классового. Ещё одна мораль: предателей – к стенке, без всякой жалости: «по законам военного времени и правилам поведения в прифронтовой полосе».

Пятое.

О классовой составляющей ни в коем случае нельзя забывать в среднесрочной и тем более долгосрочной перспективе. Из смут социум всегда выходит за чей-то счёт – за счёт той или иной социальной группы или групп. Послесмутное замирение – это всегда компромисс, но всегда неравноправный компромисс: кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Смута была тройной схваткой:

• между боярством и царской властью за тип самодержавия (олигархический или царско-единодержавный);

• между казачеством и дворянством («детьми боярскими») за то, кто будет главным военным сословием державы;

• и – более сложно (как писал дореволюционный историк А. Е. Пресняков) – между казачеством, крестьянством владельческих земель, холопами и низшей прослойкой «детей боярских» (в частности, боевыми холопами), с одной стороны, и среднего дворянства, среднего служилого люда и купечества, с другой. Эти «с другой» были организованы в земства, и как заметил всё тот же Пресняков, разрушение самодержавной системы в результате социальных конфликтов и нашествия чужеземцев грозило им утратой их социального и экономического положения. Потому-то они и выступили за восстановление самодержавного порядка (национально-государственный вектор подкреплён определёнными классовыми интересами), и это восстановление стало поражением тех разрядов населения, которые активно поддерживали обоих самозванцев (среди этих поддерживающих было немало бояр).

В результате смуты выиграли самодержавие и средние слои господствующего класса, дворяне и купцы, а проиграли – часть самой верхушки господствующего класса, боярства (XVII в. стал эпохой его заката) и низы (самый низ господствующего класса, казачество, «частновладельческое» – будущее крепостное – крестьянство). Иными словами, восстановление самодержавного строя совершилось за счёт главным образом низов. Именно они проиграли в средне – и долгосрочной перспективе.

В этом плане интересно сравнить первую смуту со второй и третьей. Во второй смуте однозначно победили низы, простой люд. Весь прежний господствующий слой был выброшен из страны, а то и просто физически уничтожен. А вот третья смута – конца XX в. – очень напоминает первую. В ней победили средние, прежде всего верхнесредние сегменты господствующего слоя – номенклатуры: 70 % номенклатуры вошли в состав постсоветских господствующих групп (в провинции – 80 %). А проиграли, как и в начале XVII в., низы, в том числе нижняя часть среднего слоя, и самая верхушка социума, которую смели «реформаторы».

Шестое. Ещё один урок Смуты начала XVII в. (он же урок смуты начала XX в.). Поскольку русские смуты были интегральными элементами европейских/евразийских/мировых кризисов, выход России из смут был тесно связан с этими кризисами, причём связан положительно: именно кризисы и войны на Западе позволяли России получить «пространство и время для вдоха» и вынырнуть-выскочить из исторической ловушки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука