Первый – домостроительная богооставленность, как это было с Господом, дабы через кажущуюся богооставленность были спасены покинутые. Второй – богооставленность ради испытания, как это случилось с Иовом и Иосифом, дабы явить одного столпом мужества, а другого – столпом целомудрия. Третий – богооставленность ради отеческого назидания, как это произошло с апостолом, дабы, смиряясь, он сохранил бы изобилие благодати. Четвертый – богооставленность в силу отпадения [от Бога], как это произошло с иудеями, дабы они, наказываемые, могли бы обратиться к покаянию. Все эти виды [богооставленности] спасительны и преисполнены Божией Благости и Премудрости» (См. наш перевод: Преп. Максим Исповедник.
Главы о любви. 4, 96 // Избранные творения преподобного Максима Исповедника. М., 2004. С. 199; см. здесь же комментарии, с. 399–400). Преп. Иоанн Дамаскин развивает эту тему несколько по-иному: «Оставление человека Богом бывает двух видов: одно спасительное и вразумляющее (οικονομική καί παιδευτική – домостроительное и воспитующее), другое – означающее конечное отвержение (τελεία, ά πογνωστική). Спасительное и вразумляющее оставление бывает или для исправления, спасения и славы терпящего, или для возбуждения других к ревности и подражанию, или для славы Божией. Совершенное оставление бывает тогда, когда человек, несмотря на то что Богом все сделано для его спасения, остается, по собственному произволу, бесчувственным и неисцеленным или, лучше сказать, неисцелимым. Тогда он предается конечной гибели, как Иуда» (Преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. II, 29 // Полное собрание творений св. Иоанна Дамаскина. Т. I. СПб., 1913. С. 236. Греческий текст: Die Schriften des Johannes von Damaskos. Bd. II. Berlin; N. Y., 1973. S. 102).36
Речь идет о добродетели самоукорения, особое внимание на которую обращали отцы-подвижники. Так, преп. Дорофей посвящает ей целую главу своего сочинения. Он считает, что «когда человек не хочет порицать самого себя, то он не усомнится обвинять и Самого Бога». Главная причина всех наших душевных и духовных расстройств, по мнению аввы, заключается в том, «что мы не укоряем самих себя». А потому, «если человек совершит и тьмы добродетелей, но не будет держаться сего пути, то он никогда не перестанет оскорбляться и оскорблять других, теряя через то все труды свои. Напротив, какую радость, какое спокойствие имеет тот, кто укоряет самого себя! Куда бы ни пошел укоряющий себя, как сказал авва Пимен, какой бы ни приключился ему вред, или бесчестие, или иная какая-либо скорбь, он уже предварительно считает себя достойным всякой скорби и никогда не смущается. Есть ли что беспечальнее такого состояния?» (Преп. авва Дорофей Газский. Поучение 1, 7 // Преподобный авва Дорофей. Душеполезные поучения. М., 2002. С. 24, 72).37
Так, думается, можно перевести эту фразу: επειδή φιλόνεικον καί περίεργον ζωον ό άνθρωπος (букв.: любящим поспорить и любопытным животным). В святоотеческой антропологии подобное определение человека нам нигде не встречалось.38
См. на сей счет одно замечание архимандрита Киприана: «Способность творить дана человеку, и ему она нужна, чтобы оправдать религиозно свое над Ангелами превосходство и назначение. Нельзя, конечно, говорить о нужде и необходимости нашего творчества для Бога, так как Он вне всякой нужды и необходимости. Но нельзя думать, стоя на паламитской точке зрения, что Богу, так изволившему, оно было бы неугодно» (Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. М., 1996. С. 379). Преп. Анастасий своей фразой δημιουργός χσριτι подчеркивает, что способность творить является необходимой чертой образа Божиего в нас, но эта способность является, естественно, и даром Божиим, а не неким присущим нам природным свойством.39
В тексте: άνωθεν του λεγομένου ουρανίσκου, букв.: под малым нёбом, или «крышей рта».40
В данном случае «соматическая антропология», намечаемая преп. Анастасием, явно отличается от такой же антропологии Немезия, опирающегося преимущественно на медицинскую теорию Галена. В частности, Немезий утверждает, что «печень, как орган “нежной страсти”, есть “мягкая (нежная) внутренность”, а сердце – орган аффективных чувствований и возбуждений (του θυμικου)» (Владимирский Ф.С. Антропология и космология Немезия, еп. Емесскаго, в их отношении к древней философии и патриотической литературе. С. 83).41
Так в данном случае мы переводим το θυμικον (яростное, гневливое начало).