Вор черной масти

Волосников извлек из сейфа пакет и передал мне. На серой бумаге конверта находилась аккуратная надпись: "Передать в собственные руки. Лично". Кому, в целях секретности, разумеется, указано не было. Я сломал печати и вскрыл конверт. Внутри его был другой пакет, на котором уже имелись более точные указания: "Совершенно секретно". "Полковнику ГБ Раберу М.А." "После прочтения сжечь". Я вскрыл второй конверт и извлек из него несколько машинописных листов. Я закурил папиросу и начал внимательно вчитываться в текст моего нового задания. Не буду вас утомлять, но дело, которое мне поручили, имело три основных направления: поиск скрытых изменников Родины в лагере, организация войны между воровскими мастями. И... сбор информации о специалистах в лагерях, которые могут быть полезны при создании атомного оружия, и особенно людях, которые проявляют повышенный интерес к этой засекреченной теме...

...Я сжег в ведре свои бумаги, убедился, что от них остался один пепел и повернулся к Волосникову:

- Я закончил.

- Забыл вас спросить, Михаил Аркадьевич, в вещах у вас нет финки и часов?

- Нет, - отозвался я. - Я прекрасно знаю, что это запрещено тюремным уставом. Только спирт.

- Тогда, мы расстаемся с вами до вечера. Вот, возьмите, в камере, ознакомьтесь с этими документами. Это шифры и системы связи. Материалы по последним воровским движениям. Охрана предупреждена и вам никто не будет мешать.

Я уже собрался уходить, унося с собой папку, но Волосников не спешил вызывать конвой.

- Михаил Аркадьевич, у меня к вам вопрос...

- Да?

- Как воры отнесутся к вашему браку? По воровским понятиям, вы не имеете права иметь прописку, находиться более полутора лет на свободе, и, не считая множества других запретов, иметь семью и жениться. Вы не забыли об этом?

- Не забыл. Брак с Клавдией, конечно, оформлен на мою настоящую фамилию, но кто это сейчас проверит? - я с некоторым вызовом посмотрел на него. - Кроме того, разве мало сейчас воров, которые имеют жен? Уже не то время. Все меняется. Лет пять назад, за это бы строго спросили, а сейчас, нет.

- Надеюсь, вы сможете ответить ворам достойным образом, - с каким-то сомнением на лице произнес Волосников. - Но даже если вы назовете его фиктивным браком, вам не полностью простят нарушение воровского закона...

17 июня 1949 года. 19 часов 43 минуты по местному времени.

Управление МГБ города Читы.

***

Я сидел в камере и резал спички тоненьким лезвием пополам. Это нужное умение в тюрьме, особенно когда спички приходится экономить. Только спички 1949 года были не такие мелкие как в 21 веке. Толстые, аккуратные столбики с большими головками серы. Они резались легко, ровно.

Если мне не изменяет память, то про спички в это время ходила такая байка, восхваляющая мудрость Сталина и его хозяйское отношение к любому технологическому производству, которое шло в стране.

Как-то во время заседания группы Политбюро, еще до войны, Сталин решил закурить трубку. Он чиркнул спичкой и она, зашипев, погасла. Чиркнул второй - она не загорелась совсем. Он отложил свой коробок и попросил спички у Ворошилова. Но и те гореть не хотели. Сталин обратился к Берия:

- Лаврентий Павлович, пригласи ко мне завтра директора этой фабрики, хочу с ним познакомиться, понимаешь?

На следующий день директор спичечной фабрики был у товарища Сталина в кабинете.

Сталин при нем чиркнул спичкой и она, чадя, с трудом загорелась.

- Ви знаете, что это значит, товарищ? Зачем вас поставили на этот пост? Идите, до свиданья!

Директору спичечной фабрики в приемной Сталина стало плохо.

Конечно, это всего была лишь байка. Хотя такой случай действительно имел место, но он произошел в 1927 году и Берия никак не мог пригласить нерадивого директора к Иосифу Виссарионовичу, так как занял пост Наркома НКВД лишь в 1938 году.

Волосников снова вызвал меня на "допрос".

На этот раз разговор у нас был совершенно иной. Волосников сообщил, что мое дело полностью оформлено и завтра меня переведут в тюрьму города Читы. Мы с ним обговорили последние детали предстоящей операции, и он пожелал мне удачи в этом нелегком задании. Я уже подумал, что разговор закончился, но Волосников извлек из сейфа коньяк, разлил его по рюмочкам и угостил меня. Мы выпили и закурили папиросы.

- Михаил Аркадьевич, - сказал Волосников. - Я, конечно, все понимаю, ваш вояж будет труднее, чем путь Беллинсгаузена, но поймите и меня. Не подумайте ничего плохого. Знаете, что меня мучит больше всего? Любопытство!

Начало было слишком многообещающее. Но я уже приученный к ударам и переменам судьбы не пошевелил даже ногой, закинутой на бедро.

- Вы красиво гнали по пятому номеру[5], Михаил Аркадьевич. И у вас это неплохо получалось. Давайте поговорим с вами на прощанье начистоту. Сознайтесь, вы не Рабер?

Я, признаться, ожидал давно такого вопроса. И был готов к этому. Что ж, попробуем отстоять свои позиции.

- Если я не Рабер, то почему вы не задали мне этот вопрос раньше, Николай Яковлевич? Что вас удерживало от возможности применить ко мне допрос с пристрастием? В МГБ такие звери имеются, расколют кого угодно!