Вор черной масти

— Вы красиво гнали по пятому номеру[91], Михаил Аркадьевич. И у вас это неплохо получалось. Давайте поговорим с вами на прощанье начистоту. Сознайтесь, вы не Рабер?

Я, признаться, ожидал давно такого вопроса. И был готов к этому. Что ж, попробуем отстоять свои позиции.

— Если я не Рабер, то почему вы не задали мне этот вопрос раньше, Николай Яковлевич? Что вас удерживало от возможности применить ко мне допрос с пристрастием? В МГБ такие звери имеются, расколют кого угодно!

Волосников чуть качнул головой:

— Не все так просто, как вы думаете.

— Я все правильно кумекаю! — ответил я. — Понимаю и ваше любопытство. И заметьте, совсем не желаю вам никакого зла. Только вы ошибаетесь. Я — действительно Рабер Михаил Аркадьевич. Что в этом странного?

— Некоторые обстоятельства связанные с вашей гибелью, — не стал таиться Волосников. — Хотите знать вашу официальную версию, которую руководство услышало от меня в Москве?

— Что ж интересно еще раз послушать, — согласился я. — Хотя она мне известна.

— По ней, вы — человек, напоминающий стигмата, у которого от шокового состояния при близком взрыве гранаты исчезли с тела набойки и шрамы. Знаете, что такое стигмат?

Я кивнул, подтверждая, что я понимаю, о чем идет речь.

— У вас амнезия, вызванная шоком. С трудом, но Москва поверила в это объяснение. Причина в том, что все ваши антропометрические данные совпали с данными Рабера. Отпечатки пальцев и все остальное. Всех это убедило. Только не меня. Здесь, дальше, начинается всякая чертовщина. Но я атеист и не отступился от расследования… Мертвые не оживают. А Рабер был похоронен. Правда исчезло его тело из могилы. Но исчезло тело не Рабера, а кого-то другого.

Я, молча, курил. Волосников совсем не напоминал мне следователя, он больше походил на человека, который попал в заколдованный круг и не знает, как из него выбраться. Он излагал все детали спокойно, вдумчиво. Было заметно, что он множество раз вел в уме этот разговор со мной.

— Предположим, что вы выбрались из могилы в состоянии шока. Прострелянный, истекающий кровью и заиндевелый. Но это просто невозможно физически. На таком морозе человек больше одного часа не выдержит. Ну, пусть полтора часа. А дальше его ждет смерть от переохлаждения. От кладбища до города, точнее до первого дома можно добраться пешком за полтора часа. Но мне известно, что до этого обнаженный труп Рабера больше пяти часов находился на морозе. Итого шесть с половиной часов! Потом вы появились на станции Черная. Одетый по летнему, без теплого белья. Где вы были больше двух суток? Неизвестно! А теперь самое интересное и, пожалуй, главное, что я хочу вам сообщить, Михаил Аркадьевич. Учтите, что это с вами наша приватная беседа и о ней никто не знает и не узнает. Итак, что сделал я? Ваша одежда сохранилась. Я провел самостоятельное расследование и отдал кусочки ткани на исследование в лабораторию в Москве… Знаете, какой я получил от них ответ?

Я превратился в слух. Это было крайне важно для меня.

— Лаборатория выдала мне примерно такой ответ: "Материал ткани данной на анализ не подлежит идентификации. В настоящем, ткани по такой технологии не выпускаются ни в СССР ни за рубежом. Технология ее изготовления неизвестна. Состав ткани указывает, что она изготовлена из неорганических волокон". Что вы на это можете сказать, Михаил Аркадьевич?

Я внимательно выслушал Волосникова и теперь, обдумав все за и против решил играть Ва-банк. Я хорошо представлял, что Волосников, побывавший в Москве у Сталина будет меньше всего заинтересован в моем разоблачении. Тем более, скрывая от руководства главные факты, он автоматически становился государственным преступником, о чем он был осведомлен не хуже меня. И я решился говорить. Может, это была моя ошибка, что я поверил в порядочность МГБешника, но отступать было поздно: пан или пропал!

— Хорошо, раскроюсь, если такой базар пошел. Я действительно Рабер Михаил Аркадьевич, только рожденный в 1968 году. Как вам это нравиться?

Волосников посмотрел на меня, как будто видел впервые.

— Я догадался, — тихо произнес он.

— Нет, не вы сами, — возразил я. — У вас была подсказка. Я обмолвился об этом один-единственный раз. На первом допросе в милиции.

— Что вы рассказывали о себе, как о пришельце из будущего капитану железнодорожной милиции Окуневу?

Я этот вопрос предвидел:

— Я не рассказывал, я вскользь предположил, что я пришелец из будущего. Только и всего.

— Почему вы так ему сказали?

— А что я, по-вашему, еще мог сказать, если у меня оказался паспорт 21 века?

— Выходит, это был ваш настоящий паспорт?

— Настоящий, Николай Яковлевич! Я — пришелец в этом мире, пришелец из 2011 года…

Волосников был далеко не глупым человеком. Сейчас он лихорадочно перебирал в уме факты, которые были связаны со мной. Он закурил новую папиросу, его примеру последовал и я. Мы с ним молча курили и размышляли.

— Вот теперь вы знаете правду, — сказал я. — А она вкратце такая…