Вор черной масти

Одно из главных правил, которое насаживалось в воровскую жизнь — не грубить. За это могли наказать. Даже брошенный искоса взгляд могли расценить как неуважение. В нашем вагоне был общак, поэтому никто никого не смел бортануть. Все делилось поровну. За это могли спросить. Даже матерной ругани, которой так щедро сыпали бандиты-бытовики, у нас почти не было слышно. За мат могли жестоко спросить. Как? Очень легко! Ругнется в сердцах человек: ".. твою мать!" Не отвертишься! Всех блатных значит имел, если так говорит! Мать-то, семья воровская. Поэтому все старались выбирать слова, не сыпали их бездумно налево и направо. А старые воры, такие как я, вообще мат не употребляли. Культура? Именно культура! Наш закон, хотя и был воровской, но был похлеще во многом, чем законы СССР, по которым фраера жили. Более жесток, но справедлив.

И бродяг он держал как на привязи.

Это в фильмах, которые вы смотрите, блатные собачатся между собой, понты кидают, рвут на части друг друга. В хату, показывают, человек заходит. Так его сразу всей камерой лупцуют, хотя он ничего плохого не сделал, и опускают заодно по беспределу.

Такого среди черной масти никогда не было! Блатные были, конечно люди жестокие, вспыльчивые, но всегда держались в рамках закона, и что-то делая, всегда на закон оглядывались: а так ли я делаю?

Потому и назывались — в законе.

А к чему я клоню? Если бы в наш вагон по ошибке несколько фраеров кинули, то отвечаю: вещи шерстяные бы отобрали, это не спорю. Но пайку никто бы не тронул. И издеваться не стали бы.

Если бы в конце сороковых черная масть вела себя иначе, то через год, по беспределу все бы приказали долго жить, перерезав друг друга. С красной мастью, ссучеными, так и случилось потом, в конце пятидесятых. Потому, что большинство из них закона больше не знали, отказались от него… Их "мужики", фраера потом ломать начали.

Если кто-то из полняков речь держал, то пока он не закончит говорить, его никто перебивать права не имел. Даже если час говорить будет. А говорили так долго неспроста. Каждый каторжанин позицию свою прояснял, что бы потом к нему непонятки не строили и недомолвки не обозначили. И частенько толковище по двое-трое суток беспрерывно шло, пока все не обозначились и к одной мысли пришли. Именно этим и вырабатывалось единое сознание воровского мира.

Я еду в вагоне-краснухе. Мечтаю, что бы путь до Хабаровской пересыльной тюрьмы оказался совсем недолгим. Поезда с заключенными следуют по одному маршруту, идут один за другим. На остановках нам раздают пайку, снимают с поезда мертвых.

Охрана едет в первых двух вагонах от паровоза. Развлечений в пути немного. Можно с умными людьми пообщаться.

Тут я и услышал поучительную историю о одном из самых известных аферистов-мошенников, перед которым Остап Бендер должен был снять шляпу.

В начале июня 1947 года был арестован милицией в Москве прямо в здании Министерства тяжелого машиностроения при попытке получить денежное пособие Житомирский вор-аферист Вайсман Вениамин Борухович. Оказалось, что это его не единственное имя. Он называл себя, то Рабиновичем, то Зильберштейном, то Трахтенбергом, иногда Ослон. При задержании у него был изъят пистолет.

Вайсман, которому в 1949 году исполнилось 35 лет, на протяжении двадцати четырех из них занимался кражами. Девять раз его водворяли в детские колонии, но он убегал из них, пять раз до ареста был судим и получал различные сроки содержания в тюрьмах и лагерях.

В 1944 году он бежал с лагеря, который находился в Вологодской области. Но ему не повезло. При побеге у него оказались обморожены обе ноги и кисть руки. Он выдержал тройную ампутацию конечностей, был актирован и выпущен на свободу.

Воровать он больше не мог, но жить ему было надо. Тогда он с помощью подельника изготовил за 20 тысяч рублей наградную книжку, по которой стал дважды Героем Советского Союза. Нацепив наградные колодки семи орденов и трех медалей, он в таком виде начал штурмовать различные Министерства СССР, где, добиваясь на прием к министрам и заместителям министров, получал от них крупные денежные пособия на свое содержание и промтовары.

За 1946–1947 год он умудрился обобрать девятнадцать Министерств, и не раз каждое, в которых собрал богатую добычу деньгами и товарами.

У Министра лесной промышленности СССР он называл себя "моторист леспромхоза", У Министра пищевой промышленности СССР — "зоотехник совхоза 28-я годовщина Октябрьской революции".

В Министра речного флота СССР Вайсман представлялся как "бывший моторист Амурского речного пароходства". Он назывался "бывший шофер Тальновского сахарного завода", "бывший электросварщик Уралмаша", "бывший крепильщик шахты Кировуголь", "бывший шофер Киевской городской конторы Госбанка"… Деньги он получал везде. Как "герой Отечественной войны" он получил в Киеве квартиру, бесплатно обставил ее мебелью.