Вор и собаки

Кругом дети, песок, расплавленный жар, и он, Саид, задыхающийся от волнения и усталости. Взгляд невольно останавливается на маленьких девочках. Прячась от палящего солнца, полеживают в холодке бездельники. Сколько их?.. На пороге он на минутку остановился и огляделся вокруг, припоминая, когда был здесь в последний раз. До чего же прост этот дом. Должно быть, так жили еще при Адаме. Просторный некрытый двор, в левом углу высокая пальма с погнутой макушкой. Направо – открыта дверь в единственную комнату. В этом странном доме не было запертых дверей. Сердце учащенно забилось, и мысли унесли его к далеким, милым дням… Детство, отцовская ласка, грезы о чем– то неземном, неясном… Фигуры дервишей, раскачивающихся в такт песнопениям. .. И имя Всевышнего, трепетом отзывавшееся в душе. «Смотри, слушай, учись, открой свое сердце»,– говорил, бывало, отец. И радость, рожденная пением и еще предвкушением зеленого чая. Как-то ты поживаешь, владыка, шейх Али Гунеди? Из комнаты донесся голос – хозяин заканчивал молитву. Саид улыбнулся и, подхватив свои книги, решительно переступил порог.

Вот и сам шейх. Скрестив ноги, он сидит на молитвенном коврике и с отрешенным видом что-то бормочет. Все та же комната. В ней почти ничего не изменилось. Циновки, правда, новые – не иначе как постарались ученики,– а у западной стены прежнее скромное ложе, возле которого на полу пляшет пробравшийся через окошко луч заходящего солнца. Остальные стены почти скрылись за полками с книгами. Запах ладана, такой застарелый, что кажется, будто смола не обновлялась десятки лет. Саид опустил книги на пол и подошел к шейху.

– Мир тебе, владыка! Шейх неторопливо закончил свое бормотание и поднял голову. Узкое, живое, одухотворенное лицо, словно ореолом обрамленное седой бородой. Белоснежная шапочка-такия плотно обтягивает серебро когда-то густых волос. Пристальный взгляд человека, который прожил восемь десятков лет на этом свете и для которого иной мир не является тайной. Взгляд, не потерявший своей остроты и таинственной притягательной силы. И, припав к его руке, Сайд снова вспомнил далекое прошлое: отца, надежды, мечты о неземном – и украдкой смахнул непрошеную слезу.

– И да пребудет с тобою мир и милость Аллаха! Все тот же голос! А какой голос был у отца? Он стал припоминать, но только зрение осталось верным памяти: он видел лицо отца, его шевелящиеся губы, а голос голос был забыт безвозвратно. А где же твои ученики, о шейх Али Гунеди? Где те, что приходили сюда славить Аллаха? Скрестив ноги, Сайд сел на циновку.

– Сажусь без спроса. Помнится, ты не любил, когда у тебя спрашивали позволения.

Ему показалось, что шейх улыбнулся, хотя бледные губы были по-прежнему неподвижны. Любопытно, вспомнил ли он его?

– Прости, но, кроме твоего дома, у меня нет иного приюта.

Шейх уронил голову на грудь и прошептал:

– Ты говоришь о стенах, но не о сердце. Саид вздохнул: непонятно!

– А я только сегодня вышел из тюрьмы.– Он сказал это подчеркнуто небрежным тоном.

Шейх вопросительно поднял прикрытые веками глаза.

– Из тюрьмы?

– Ну да. Ты не видел меня больше десяти лет. За это время произошли удивительные события. Может быть, ты слышал о них от своих учеников, которые меня знают…

– Я слышу многое и поэтому не слышу почти ничего.

– В общем, я не хочу ничего от тебя скрывать. Поэтому и говорю прямо, что только сегодня вышел из тюрьмы.

Шейх медленно покачал головой и с сожалением произнес:

– Нет, ты не вышел из тюрьмы…

Саид улыбнулся. Все те же слова, из которых каждое имеет свой особый, таинственный смысл. И он сказал:

– Знай, владыка, нет тюрьмы страшнее той, что создана государством.

Шейх пристально поглядел на него своими чистыми глазами и пробормотал:

– Он говорит, что нет тюрьмы страшнее той, что создана государством…

Саид снова улыбнулся. Видно, не понять им друг друга. И все-таки не выдержал:

– А ты меня помнишь? Шейх равнодушно изрек:

– Довольствуйся всегда настоящим…

И хотя Саид был почти уверен, что старик его вспомнил, он не уступал:

– А покойного отца моего, Махрана?

– Да пребудет с ним милость Аллаха…

– Хорошее было время!

– Если можешь, скажи так и о настоящем… – Но…

– Да простит нас Аллах…

– Я говорю, что только сегодня вышел из тюрьмы… Шейх внезапно оживился.

– И когда его посадили на кол, он сказал с улыбкой: «Что посеешь, то и пожнешь».

Отец понимал тебя. Но как же ты должен меня осуждать, если даже твое доброе чувство ко мне оборачивается жестокостью? Ноги сами привели меня в этот мир ладана и душевной тоски, ибо что остается делать тому, кто одинок и у кого нет дома?

– Владыка,– сказал он,– от меня отказалась родная дочь…

– И в деяниях самых малых творений заключена тайна Его,– молвил со вздохом шейх.

– Вот я и сказал себе,– продолжал Саид,– «Если Всевышний сохранил шейха Гунеди на этом свете, я найду дверь его дома открытой».

– Но открылись ли тебе небесные двери? – спокойно возразил шейх.

– Для меня нет места здесь, на земле… родная дочь отказалась от меня…

– Как она схожа с тобой!..

– Почему, владыка?

– Тебе нужен кров, а не Истина.

Саид подпер голову рукой с набухшими венами.