— Хорошо, — надувает он губы, смягчаясь, — все еще немного устало. И будто… не могу слишком много двигаться.
— Еще один день в постели, — заявляю я, натягивая одеяло, а сама выбираясь из-под него.
— Ты не останешься со мной?
— Хочу принять душ. Я мерзкая.
— Нет, это не так.
Я качаю головой.
— На тебе очаровательные розовые очки, но я приму душ.
— Мне бы не помешала ванна.
— В своем нынешнем состоянии ты утопишься в ней.
— Нет, если ты будешь со мной.
Я поворачиваюсь, чтобы скрыть румянец, жалея, что не спала в чем-то большем, чем в нижнем платье.
— Сефи?
— Хорошо, — говорю я, — но мы не пойдем полностью голыми.
Он вздыхает.
— Справедливо, — говорит он. — Полностью обнаженная, ты не сможешь передо мной устоять.
Я издаю писк. Он выгибает бровь.
— Ну, я девственница, — говорю я. — Просто… выкладываю все, как есть.
Его глаза расширяются, совсем чуть-чуть.
— Вы с твоим парнем никогда…
— Это и значит «девственница»… — я делаю осторожный вдох, качая головой. — Мы не пробыли вместе так долго, и были еще юнцами. Скрываться от родителей тоже непросто. Ни один из нас не был вполне готов, и все закончилось до того, как что-то в наших отношениях успело поменяться.
— Тебе не нужно объяснять…
— Я хочу. Хочу все тебе рассказать.
Он делает паузу.
— Я тоже хочу все тебе рассказать, — на мгновение он отводит взгляд. — Нам не нужно ничего делать, если ты чувствуешь себя хоть немного некомфортно…
Я наклоняюсь и целую его.
— С тобой, если это когда-нибудь и неудобно, то только в хорошем смысле. Новом и захватывающем. А теперь, дай мне несколько минут, чтобы наполнить ванну и разобраться с нашим завтраком.
Он ухмыляется.
— Ванна уже течет.
— Перестань впустую тратить свою магию! И нам все еще нужен завтрак. Не вызывай его!
— Как прикажет моя леди…
Мы оба вздыхаем, по совершенно разным причинам, и я выхожу из комнаты, чтобы приготовить завтрак. Я передаю его ему, и сама откусываю пару кусочков, пока проверяю ванну, прежде чем вернуться в свою комнату, чтобы покормить Пандору. Она мяукает, требуя внимания, и я уделяю ей несколько минут, пока чищу зубы и надеваю нижнее платье, которое не носила несколько дней подряд, прекрасно понимая, что скоро оно промокнет.
Я расчесываю волосы, но, по-моему, от этого только хуже.
Проверяю ванну. Она почти полна, так что я возвращаюсь в комнату Аида. Он прислонился к стене. Я ныряю под его руку, принимая на себя часть его веса.
Он улыбается.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты удивительно сильна для смертной?
— Нет, — говорю я, смеясь и вспоминая все те случаи, когда Либби била меня. — К сожалению, думаю, это больше отражает твое нынешнее состояние.
— О, это немного ранит, — он пытается подавить стон, когда я тащу его из комнаты. — Ты изменилась?
— Нет.
Не уверена, верит ли он мне, то ли он привык к моей способности лгать, то ли настолько привык к тому, что люди этого не умеют, что не ставит слова под сомнение. Мы шаркаем в ванну. Сначала я опускаю его, а затем сажусь, чтобы скользнуть туда самой.
Аид хватает меня за ногу раньше, чем я успеваю это сделать, его глаза расширились.
— Что случилось с твоим коленом?
Наверное, старое нижнее платье было длиннее, или в последние дни я провела слишком много времени в его постели.
— О, я упала, когда шла за Эметрией.
— Это было несколько дней назад!
Я пристально смотрю на него.
— Ты правда не знаешь, сколько времени смертным требуется на исцеление, да?
Он качает головой.
— У нас очень легко остаются шрамы, — я поднимаю ногу из воды, указывая на круглый шрам на лодыжке. — Упала с велосипеда, когда мне было девять. Даже не сильно.
Аид скользит пальцами по шраму, притягивает мою лодыжку к губам и целует это место.
— Отвратительный велосипед.
— Этот, — говорю я, указывая на самый маленький и тонкий шрам на тыльной стороне ладони, — я получила от Пандоры, когда мы впервые привели ее домой.
Он подносит мою руку к губам.
— Я же говорил тебе, что она мерзкое чудовище.
— Она не мерзкое чудовище! У нее просто проблемы с доверием.
— Ты слишком добра к сломанным вещам.
— Это потому, что «сломанный» не значит «непоправимый»… — он хватает меня за талию и тянет в воду, приближая мои губы к своим. Мы опускаемся на колени, снимая с него давление, и мне приходится сдерживаться, чтобы не броситься на него.
— Я не хочу причинять тебе боль.
— Я не возражаю.
— А я — да, — я отстраняюсь, подталкивая его к одному из вырезанных в ванне выступов и хватаю полотенце у него за спиной. Я прикладываю его к его груди, смывая грязь, пот и кровь, которые мне так и не удалось смыть. Он поливает воду мне на плечи, делая то же самое.
— Расскажи мне больше о своих шрамах, — шепчет он.
— М-м, на большом пальце от кухонного травмы…
Он целует ее.
— Ожог на запястье.
Его губы касаются этого места.
У меня есть небольшая ссадина на бедре от падения с дерева в десять лет, но, не думаю, что вынесу это, если он поцелует меня там прямо сейчас.
— Есть что-нибудь на моих губах? Клянусь, я…