Вор весны (ЛП)

Он захватывает мой рот своим, его язык касается моих губ, и глубоко внутри поднимается жар, который невозможно игнорировать. Я позволяю ему притянуть меня ближе, скользя руками по его шее, а ногами — по коленям, нежно пристраиваясь к нему. Я чувствую, что разбираюсь на осколки.

— Луливер, — выдыхаю я.

Он стонет в мои губы, и внезапно исчезают все слова, остается лишь головокружительный, дикий, пьянящий жар его кожи на моей, его рук на моей плоти, его губ на моей шее.

— Сефона, — мурлычет он, но после его голос переходит в стон, и я понимаю, что мое колено прижато к его ране.

— Прости!

— Не смей вставать с моих колен…

— Теперь ты приказываешь мне?

Он замирает.

— Нет, — говорит он. — Никогда. Игривая просьба — может быть.

— Я не готова спать с тобой, — говорю я ему.

Он улыбается, но лишь слегка.

— Может, я тоже не готов спать с тобой.

— Что это значит? Ты никогда не…

— Нет, у меня было, — говорит он, — но… между девственником и знатоком есть разница. Я не искусен в любви. И я боюсь.

Я наклоняю к нему голову.

— Чего?

— Разочаровать тебя. Стать разгаданным тобой, — он перекидывает мои влажные волосы через плечо. — Это слишком, Сефи. Всего этого слишком много.

Я целую его в щеку.

— Мы можем двигаться медленно. У нас есть время.

Он целует пульсирующую жилку на моей шее, его рука все еще в моих волосах. Я отстраняюсь прежде, чем мы снова забудемся.

— Давай сделаем то, ради чего пришли сюда, — говорю я ему.

Его губы не отрываются от моей кожи.

— Я и делаю.

— Нет. Мытье.

— Ладно.

Он скрещивает руки на груди, и мне требуется вся моя стойкость, чтобы не раззадорить его вновь.

Наконец, вымывшись, я отвожу его обратно в комнату и угощаю одеялами и едой, прежде чем вернуться к себе. Я вытираю волосы полотенцем и впервые за много дней одеваюсь должным образом, а затем, ничего не сказав Аиду, крадусь за двери дворца и жду у берега реки. Я не настолько глупа, чтобы пойти к мосту в одиночку. Не будь я в отчаянии, и в первый раз не сделала бы этого.

Мне не приходится долго ждать Перевозчика.

— Леди Персефона, — говорит он, кланяясь.

— Он жив, — говорю я ему, — спасибо.

— Не думайте об этом.

— Тут все в порядке? Уровни гоблинов…

— За последние несколько дней мы потеряли несколько душ, — сообщает он. — Число наших скелетов-воинов сокращается. Мы можем продержаться еще несколько дней.

— Хорошо.

— Вы должны сказать ему, чтобы он нанял действующих фэйцев, — говорит он. — Они не нуждаются в повторной сборке.

— Почему ты думаешь, что он меня послушает?

— Я думаю, вы единственная, кого он послушает.

Я улыбаюсь этому, но быстро отбрасываю в сторону.

— Как думаешь, кто стоял за отравлением? — спрашиваю я его.

— Это сделали пикси, — говорит он.

— Я тоже так слышала. Но разве они… разве пикси обычно не приходят из Благого Двора?

— Пикси — одни из немногих, кто принадлежит к обоим, одни объединяются с Благими Дворами, другие под руководством Валериана.

— Значит, это мог быть кто угодно.

Он торжественно кивает.

— А что думаешь ты? Зера хочет его смерти?

Мгновение он молчит.

— Да, — медленно отвечает он. — Думаю, она хочет.

Я не могу представить себе, каково это — расти вот так, испытывая на себе ярость единственного человека, который должен любить тебя, защищать. Я предпочла бы и вовсе не иметь матери, чем такую.

Мне больше не о чем спросить Перевозчика.

— Спасибо, — говорю я ему.

— Берегите себя, Леди Персефона.

Я возвращаюсь во дворец. Аид встречает меня у своей двери.

— Я слышал, как ты уходила, — говорит он, в его голосе нарастает паника, когда я дергаю его обратно к кровати. — Почему ты…

— Я ходило поблагодарить Перевозчика за его помощь на днях, — спешу я, дважды проверяя его рану. — Я никуда не уходила.

— Он говорил что-нибудь о…

— Еще несколько гоблинов, но он и твои прекрасные скелеты-воины справятся с этим. Не волнуйся.

— Если это ложь…

— Не заставляй меня говорить больше, — прошу я. — Пожалуйста. Я не хочу лгать, но пока ты не можешь пойти туда, понимаешь? Не уверена, что ты даже меня одолеть сможешь.

Он прижимает меня к кровати, заваливаясь сверху, и широко расправляет крылья.

— Смог.

Я давлю на рану, обхватывая ногами его талию и переворачивая его не спину — джвижение, которое Либби так часто практиковала на мне.

Его крылья исчезают.

— Уверен?

Аид сглатывает, в уголках его губ появляется усмешка. Я прижимаюсь к нему губами прежде, чем на его лице успевает расползтись ухмылка, и внезапно льну к его груди, вдыхая запах.

Он напрягается подо мной от боли, и секунду спустя я скатываюсь с него, тяжело дыша. Стон, который он издает, когда я слезаю с него, громче стона боли.

— Новое правило, — говорю я ему. — Ты не встанешь с этой кровати, пока не сможешь целоваться со мной, не морщась.

Аид ухмыляется, притягивая меня на сгиб своей руки. Одна рука переплетается с моей, другая перебирает мои волосы. Я никогда не чувствовала себя настолько частью другого человека, никогда не была до нелепого неуверенной, где кончаюсь я и начинается он. Пламя в огне и то легче было бы разделить.