— Несколько, — говорит Аполлон. — Думаю, мы смогли избежать смертей.
— Фантастика, — протягивает Аид. Он щелкает пальцами, и в центре комнаты появляется несколько коробок с медицинскими принадлежностями. Как только они появляются, он оседает, его энергия окончательно иссякает. Я просунула под него руку. Надеюсь, это входит в обязанности его смертной игрушки.
— К счастью, я уже подготовил несколько комнат для всех вас ранее. Сам я не целитель, так что, если вы меня извините, я пойду прилягу. Идем, смертная.
Мы начинаем продвигаться к выходу. Сначала все слишком потрясены, чтобы шевелиться. Мы добирается до коридора прежде, чем кто-либо расходится.
— Лорд Аид, — зовет Королева Зера.
— О, в чем дело, Мама? — рявкает он.
Я напрягаюсь. Мама?
Глаза Зеры темнеют, становясь темно-золотыми.
— Не называй меня так.
— Извиняюсь, Моя Королева. Старая привычка. Так в чем дело?
— Ты не можешь сейчас уйти! Мы должны созвать собрание. Ты должен знать, что гидра могла быть послана Королем Валерианом…
— Возможно, — говорит он, — но именно ваша магия заставила ее размножиться.
— Думаешь, я…
— Я думаю, вы способны на все. Предназначалось ли это только для меня? Она вылупилась преждевременно? Или все дело в общественном хаосе?
— Держи язык за зубами! — она тычет пальцем, на кончике которого потрескивает молния. Аид напрягает подо мной.
— Ваше Величество, — произносит спокойный голос. Афина. — Разговоры могут подождать. Вы нужны своим людям. Пусть Лорд Аид позаботится о своих ранах. Завтра мы сможем обсудить дальнейшие действия.
Следует долгая пауза, но она опускает руку.
— Конечно, Генерал. Вы совершенно правы. Лорд Аид, — она склоняет голову.
— Королева Зера, — говорит он, едва отвечая на жест.
Она ровным шагом возвращается в тронный зал, а мы ковыляем к его двери. Нас останавливают.
— О, что теперь? — стонет Аид.
Эметрия хмурится, кладет руку на его почерневшее плечо и держит его, пока из ее ладони льется теплый, белый свет. Аид тихо шипит, но, когда она убирает руку, его плечо выглядит практически зажившим.
— Отдохни немного, — коротко бросает она и возвращается к остальным.
Мы входим в его покои. Псы бросаются вперед, чтобы поприветствовать нас, и прыгают к нам, но он мягко их отталкивает.
— Тебе придется остаться здесь на ночь, — говорит он мне. — Если кто-то увидит, что у тебя здесь отдельная комната…
— Я знаю, — отвечаю ему. Я смотрю на его кровать с бархатным балдахином. она большая, но делить ее все равно очень интимно. Я сглатываю, глядя на него, будто ожидая, что решение волшебным образом появится само собой. — Здесь только одна кровать.
Он щелкает пальцами. Рядом появляется еще одна кровать поменьше.
— Нет, не одна, — говорит он, и стремительно заваливается на меня.
— Тебе следует поберечь свою магию. Мы могли просто ее разделить.
— Не хочу, чтобы тебе было некомфортно.
— Говорит парень весь в ранах.
— Я привык чувствовать себя некомфортно.
Я не знаю, что на это сказать, поэтому веду его к кровати и снимаю с него испорченные камзол и рубашку. Эметрия заживила большую часть ран, но он все еще обожжен. Я двигаюсь, чтобы пойти в ванную за водой и обмыть его, но он хватает меня за запястье.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
— Немного потрясена, — признаюсь я. — Но не ранена.
— Ты не ушла. Почему ты не ушла?
— Другие нуждались в моей помощи.
Он тихо фыркает, почти разочарованный.
— Это на тебя похоже.
Я бегу в ванную, наполняю миску с водой и хватаю чистое полотенце. К тому времени, как я возвращаюсь, Аид практически теряет сознание, но слегка приходит в себя, когда я прижимаю чистую ткань к нагару, стараясь не смотреть на резные мышцы его груди под повреждениями.
— Зера — твоя мать, — говорю я. — Не думаю, что ты рассказывал мне это.
— Не очень-то она похожа на мать.
— Думаешь, она это организовала?
— Не знаю. Я сказал это по большей части для того, чтобы запугать ее. Как думаешь, получилось? — он слегка улыбается, на выходит натянуто. — В целом, неплохое солнцестояние. Более занимательное, чем обычно. Время пролетело незаметно.
Я моргаю, уставившись на него.
— Я потрясена тем, что все это и вправда произошло.
— Я бывал на нескольких крайне скучных вечеринках, — он играет с кончиком моих волос, дергая за выбившийся локон. — Прости. За все, что произошло сегодня вечером.
— Ни в чем из этого не было твоей вины.
— Мне не нравится подвергать тебя опасности.
— Я не возражаю.
— Ты лжешь, не так ли?
— Полагаю, да.
Он вздыхает.
— Чаще всего, когда лжешь, ты делаешь это для того, чтобы помочь людям, и мир казался менее ужасным, — говорит он. — Поведай мне еще своей прекрасной лжи, Сефи, и позволь мне утонуть в ней.
Но у меня не выдается такой возможности — спустя несколько минут он засыпает.
Я заканчиваю его мыть, опустошаю миску, снимаю с него ботинки и натягиваю на него одеяло. Псы устраиваются рядом с ним. Мое очарование исчезло, и я снова оказалась в ночной рубашке, которая была на мне раньше.