Вор звездной пыли

Купцы отмечали свои лавки яркими красками, чтобы они выделялись на базаре. В поисках золотистого полога Старого Рубы Мазен проходил между самыми разными лавками, однако внимание его привлекали изделия мастеров. Он рассматривал керамические миски, доски для шатранджа, глазурованные плитки со знаками зодиака… А потом замер, зацепившись взглядом за небольшой, но интересный ковер, по поверхности которого шли геометрические узоры. Он узнал эту схему. Почти такой же узор шел по ковру, который лежал на полу в его спальне.

Подняв глаза, он встретился взглядом с купцом, стоявшим за прилавком, – пожилой женщиной в многослойном оранжево-красном одеянии. На табурете рядом с ней сидел тощий молодой человек, устремивший на базар скучающий остекленевший взгляд. Мазен решил, что это ее сын, который присутствует ради ее безопасности.

– Салам, сейид.

Купец говорила тихим голосом, едва слышным на шумном базаре.

– Салам, – механически ответил Мазен. Он обогнул пару ковыляющих с песнями музыкантов и остановился по другую сторону от прилавка. Указывая на ковер, который привлек его внимание, он проговорил: – Ваши ковры прекрасны.

Глаза ткачихи сощурились в улыбке.

– Шукран. Но тем, на который вы смотрите, должна хвастаться не я. Это работа моей дочери. Я просто за ней присматривала. – Подняв руку, она провела пальцами по бахроме. – Он соткан из лучшей верблюжьей шерсти, и на него ушло много недель, пока мы с племенем нашей сестры ехали через скалы над Хибаном.

«Племя». Это слово пробудило в Мазене неуместное томление. Хотя его семья и была потомком кочевников, они уже очень давно не трогались с места… По крайней мере, родня по отцовской линии. Ему хотелось бы узнать, каково это – считать домом всю пустыню.

Он улыбнулся:

– Боги благословили вашу дочь природным талантом. Этот ковер напомнил мне тот, что мне подарили много лет назад. У него похожая выделка и узор. Синие ромбы на белом, а в центре – полумесяц. Мне сказали, что его ткал мастер.

– О, это мой узор! – ткачиха тихо рассмеялась. – Как приятно слышать, что тебя называют мастером.

Мазен ответил ей такой же улыбкой.

– Мне очень приятно с вами познакомиться.

– Да вы настоящий льстец!

– Я говорю правду и только правду.

Он снова посмотрел на ковер – один из многих потрясающе красивых, развешанных по деревянным рамам. Если бы он мог незаметно протащить домой ковер, то взял бы его. Однако эти вылазки не предполагали покупок.

– А вы, случайно, не знакомы с рассказчиком по имени Старый Руба?

Глаза ткачихи заискрились смехом.

– Лучше спросить, кто с ним не знаком. Сегодня я его не видела, но его золотистый шатер вы не пропустите. – Она выгнула бровь. – Если вы ищете истории, то эти ковры их тоже рассказывают.

– Ах, это истории, на которые у меня не хватит монет.

Ложь была настолько вопиющей, что его самого передернуло.

– Что, даже не попробуете торговаться?

– Заплатить меньше полной цены было бы оскорблением!

– Вам повезло иметь золотой язык. – Купчиха попрощалась с ним со смехом и взмахом руки. – Возвращайтесь, когда сможете восхвалить меня монетами, а не словами.

Мазен пообещал это кивком и улыбкой и отправился дальше в поисках Старого Рубы. Новые расспросы позволили выяснить, что корабль, «Айшам», на котором должен был приплыть рассказчик, еще не пришвартовался. Мазену оставалось только ждать, так что он нашел себе занятие в ближайшей чайхане. Сев с того края, откуда хорошо были видны приближающиеся корабли, он заказал кофе с кардамоном.

Дожидаясь, он развлекался тем, что разглядывал прохожих и придумывал про них истории. Мужчина в многоцветном одеянии убегал от своей актерской труппы, те мужчины, что переговаривались таинственным шепотом, стали у него распространителями запретных опьяняющих веществ, а ребенок, крепко вцепившийся в отцовскую руку и широко улыбающийся, был сочтен иностранцем, впервые увидевшим базар Мадинны.

Мазену как раз принесли кофе, когда до него долетел разговор из-за соседнего столика, где пятеро мужчин горбились над своими напитками и сплетничали, словно старухи.

– Говорят, наследный принц притащил с собой джинна.

– Зачем? Для ритуального убийства?

Мазен покосился на говорившего и поспешно отвернулся. Он узнал этого человека – один из дворцовых стражников, получивший выходной. «Успокойся! – мысленно приказал он себе. – Ему тебя не узнать».

Это было скорее надеждой, чем разумным выводом. Его не узнавали во время таких вылазок лишь потому, что он не надевал монарших украшений. Он убирал все три серьги, говорившие о том, что он третий сын султана, и снимал материнский шарф. А еще он не надевал золото и серебро.

Но хотя все, отмечавшее его как принца, отсутствовало, собственные черты он спрятать не мог. Ни свои волнистые черные волосы, ни золотистые глаза. Таким образом, он все равно оставался Мазеном, при всех своих мешковатых бежевых одеждах. Вряд ли гутра на голове что-то изменит, если они увидят его глаза.

«Успокойся. Ни к чему привлекать к себе внимание».

Он отпил кофе.

И тут же им подавился. Стражники прекратили свое бормотание и уставились ему в спину.

«Что за проклятый день!»