Воронеж – река глубокая

— Товарищ лейтенант,— опять сказала Роза, заси­яв радостной улыбкой.— Просто замечательно, что вы пришли принимать экзамены. Мы очень рады. Вы та­кой... Я потом вам скажу, когда никого не будет. Это прекрасно, что вы курите... Я презираю мужчин, которые не курят, и чтобы у них был большой номер обуви... У вас какой? Ладно, потом скажете, когда никого не будет. Вы — настоящий мужчина. Про таких мне мама рассказывала. По законам Бойля — Мариотта...

— Вы Бойля — Мариотта и Лавуазье не путайте! — взорвался лейтенант, наконец догадавшись, что с ним «валяют ваньку».— Что вам нужно, дневальная?

— Потушите папироску!

— Чего?

— Потушите папироску! Я дневальная, я отвечаю... Если хотите покурить, выйдите во двор. Вы сидите ря­дом с запалами, а рядом с запалами лежит взрывчатка.. Еще профессор Пикарр...

Неизвестно, как долго продолжалась бы наша бесе­да с представителем штаба фронта, если бы не вме­шался Зинченко.

— Пре-кра-тить! — рявкнул он.

Роза испуганно упала на место. Белов развернул конспекты — его очень заинтересовали конспекты. Ма­ша спряталась за чью-то спину... Веселье погасло, как последняя спичка в темном лесу, когда идет дождь.

— Васин, отвечай на поставленные вопросы!— разъярился старший сержант, а с ним шутки были плохие.

— Слушаюсь!

Лейтенант повеселел... Он застегнул ворот гимна­стерки, откашлялся, погладил зачем-то подбородок и сказал:

— Устройство мин знаешь — верю. К этому тебя обязывает гвардейский знак, который ты гордо носишь на груди. А вот следишь ли ты за военной мыслью? На войне отстал — побьют. Вот расскажи...— он обвел нас загадочным взглядом,— устройство заряда, взрываемо­го по радио...

Наступило время удивляться. Где-то что-то я вскользь слышал о подобных минах, но мы их «не прохо­дили», Зинченко ничего не рассказывал... Я поглядел на старшего сержанта, он теребил усы, потому что вопрос экзаменатора поставил в тупик даже его самого, Зин­ченко. Я мучительно соображал... Не буду же я подво­дить руководителя курсов.

Радио... Значит, должен быть... передатчик, при­емник, взрывное устройство, взрывчатка — элементар­но. Как все вместе связывается, я не имел понятия. Я начал что-то говорить, лейтенант сидел, улыбаясь, снисходительно поглядывал на меня, и когда я оконча­тельно заврался, он сжалился.

— Хватит,—сказал он.— Не знаешь. Странно, никто не знает. Недавно я принимал экзамены у связистов, они тоже не знали. А устроено это так...

Он встал, подумал, потом сказал:

— Расскажу после...

— Когда никого не будет,— не стерпел и вставил Валька. Ух, и характер! Ради красного словца мать родную не пожалеет.

Лейтенант мучил меня еще с час, а потом поставил «пять».

Смешно было бы, если бы он меня завалил или поставил тройку,— экзамен на минера я давно сдал с отличием, когда в составе наше героической команды чистил, как мусорщик, город и его окрестности от мусо­ра войны. Мы даже начали бравировать этаким па­нибратским отношением к разным там толам, аммона­лам, пироксилинам и прочим, что привело славного сержанта Зинченко в неописуемую ярость.

Было так... Две недели назад нам дали участок внизу на окраине Чижовки, по правую сторону от 20-летия Октября. Мы приехали на грузовом трамвае с мино­искателями, щупами и носилками, на которых в песке носили боеприпасы в общую кучу, прежде чем поднять ее в воздух. Это были наши праздничные салюты. Стоя­ла жаркая майская погода, по обычаю купание в городе начиналось мальчишками с Первого мая, и мы решили открыть купальный сезон. Часов в одиннадцать, на­таскав снарядов и мин от минометов к развалинам птицефермы, мы предоставили возможность Зинченко произвести взрыв, а сами побежали к реке, благо до нее было с километр.

В небе вовсю заливались жаворонки, трава на заливном лугу еще не засохла, с крутого бережка откры­лась река... Мы с Беловым загрустили: выяснилось, что у девчат есть что-то наподобие купальных костюмов — трусы и бюстгальтеры, а у нас под брюками находилось исподнее, то есть, попросту, подштанники, в них в набе­жавшую волну при девушках прыгать было не с руки. Сославшись на какую-то уважительную причину, мы с Валькой отклонились от коллектива, ушли вниз по течению к протоке, где рос буйный ивняк. Там разделись догола и, как две бледные луны, застыли над водой — внизу плавал косяк огромных рыб.

— Живут же люди! — сказал с придыханием Валь­ка, глядя в воду.— Рыбу глушат... Чего же мы с тобой не догадались прихватить шашечку тола? Граммов двести...

— Скупнемся, принесем,— успокоил я.

Мы выглянули из кустов, чтоб посмотреть, чем заняты наши боевые подруги, ибо от них можно было ожидать любой каверзы. Они возились с чем-то на своем берегу.

— Конечно,— продолжал развивать мысль Бе­лов,— рыбу никто столько времени не ловил, вот она и разъелась, как поросята.

— Не уйдет! — заверил я.

Мы прыгнули на глубину, нырнули, и вдруг нам ударило по ушам, мы пробками выскочили из воды.

— Что это? — держался за уши Белов, из правого уха у него сочилась кровь.

— Девчонки опередили,— догадался я.— Тоже на рыбу позарились. Только это не двести граммов.