Воронцов сидел у окна, слушал потрескивание сковородки и улыбался. За окном по ярко освещенной улице проносились автомобили всевозможных марок, призывно сверкала реклама. Он это и видел, и не видел. Затмевая настоящее, вставал давно несуществующий город, кружился снег, сверкал гирляндами старый мост, тихо напевала Сунжа.
И из неизмеримой бездны времён смотрели на него любимые глаза.
В папке «Новое» старый файл отметил своё переименование. Будь у него разум, возможно, новое название ему бы понравилось. А может, и нет. Но файлы не имеют разума, а стало быть, и эмоций. Хотя… Каким-то образом файл заметил соседа. Ну, заметил и заметил — на то она и электроника, чтоб замечать. Но файл не просто заметил — он что-то почувствовал. В новичке бурлили такие эмоции, там была такая чистота и свет, что скрыть их не могла никакая форма. Даже электронная.
Остатки надежды, ещё не раздавленные беспросветностью, ужасом и кровью, двинулись из старого файла к свету. Байт за байтом, байт за байтом. Экран монитора моргнул, погас, а когда включился снова, в папке обнаружился только один файл —
Алексей оторвался от её губ. Несколько секунд они стояли молча, глядели друг другу в глаза, купаясь в нахлынувшем счастье, и не замечали ничего вокруг. Первая почувствовала неладное Маша.
Алексей нехотя обернулся — громадный корпус, минуту назад светящийся десятками окон, сейчас еле проглядывался на фоне тёмного неба.
Противоположную сторону Сунжи скрывала тьма. Не светилось ни одного окна, погасли праздничные гирлянды над мостом, исчезла бегущая реклама на гостинице «Чайка».
— Наверное, авария, — предположил Алексей. — Надо же, перед самым Новым годом выключить свет! Ох, и достанется кому-то!
Действительно, город накрыла странно гнетущая тишина. Исчезла доносящаяся с площади музыка. Исчезли звуки, которые обычно даже не замечаются — шум машин, шаги прохожих. Алексей поёжился, почему-то стало тревожно. И тут же где-то далеко тишину вспорол резкий звук, в небе вспыхнула ракета, затем ещё одна. Маша судорожно схватила его за рукав.
Он снова обнял Машу, заметил легкую дрожь, обнял посильнее, поцеловал в щёку и заговорил ласково и немного насмешливо.
Машка благодарно потёрлась о его щёку, взяла под руку.
—
Они обошли спящий фонтан, двинулись вдоль набережной. Под ногами хрустело. Алексей пригляделся: снег был усыпан обломками веток. Странно — никакого ветра вроде не было. Маше он говорить ничего не стал.
Трамвайный мост был абсолютно пуст — ни пешеходов, ни машин. В темноте тускло отсвечивали рельсы. Рядом, прямо на проезжей части, чёрным пятном угадывалась приличных размеров яма. Алексей готов был поклясться, что днём её ещё тут не было. Маша яму не заметила, она расширенными глазами смотрела направо, всё сильнее и сильнее прижимаясь к Алексею.
На обоих берегах Сунжи обосновалась тьма. Тьма сожрала деревья, дома, мосты. Тьма почти сожрала Сунжу. Не видно было ни гостиницы, ни «Океана», ни далёкого цирка — ничего. Зато впереди и справа, где-то за невидимым Советом Министров, на фоне тёмного неба вырисовывалась ещё более тёмное пятно громадного и величественного здания. Этого не могло быть, но это было. Маша и Алексей смотрели на невесть откуда взявшуюся громаду, и их постепенно накрывало как в детском сне ужасом абсурда.