Ворошиловград - Сталинград. Великий поход армии К.Е. Ворошилова от Луганска в Царицыну и героическая оборона Царицына

Напрягая все усилия, части 10-й армии, лишенные возможности отвечать на снаряд снарядом и на пулю пулей, откатывались к воротам Царицына. Казалось, нет выхода, казалось, все погибло. Нет, не погибло! Великая партия Ленина—Сталина мобилизовала на защиту красного Вердена лучших своих представителей и вождей. Гениальный рулевой пролетарской революции, любимый Иосиф Виссарионович Сталин с молниеносной быстротой организует красные полки, цементирует их коммунистической прослойкой, мобилизует широчайшие пролетарские массы, их творческую энергию, их энтузиазм. Вместе с ним и под его руководством Клим Ворошилов — в первых рядах бесстрашных руководителей обороны.

Кажется, нет выхода! Эпидемия тифа, голод косят ряды усталых, раздетых и плохо вооруженных бойцов. Кровь стынет в жилах при мысли, что Царицын придется сдать, оставив 18 бронепоездов, десятки паровозов, сотни пушек и ценнейшее имущество.

Усталую, голодную, оборванную, без патронов и снарядов армию, кажется, нет сил заставить сражаться и побеждать. Но есть великий Сталин, есть несгибаемый Клим. Им верят, за ними пойдут на смерть во имя революции эти тысячи голодных бойцов.

— Вперед, товарищи, вперед... — зовет Клим Ворошилов. — Сзади смерть, серой лентой рычащая Волга преградила нам путь.

— Вперед, товарищи, за мною... Впереди — светлое будущее или геройская смерть, сзади — неумолимая, неизбежная, глупая трусливо-обывательская гибель.

И Коммунистическая дивизия донбасских рабочих, собрав последние остатки сил, ринулась вперед, расчищая штыками дорогу к этому светлому будущему.

Девятый вал бешеной атаки контрреволюционных войск, захлебнувшись в брызгах кровавой пены, беспорядочно отхлынул на десяток верст назад. А в это время, отрезанные в тылу у белых, бронепоезда Алябьева героически отбивались от белоказачьих банд.

Пять километров под ураганным огнем снарядов прошли мы с Климентом Ефремовичем по красноармейской цепи.

«Ну, теперь едем на другой участок», — скомандовал Клим.

Едем дальше; везде пустота — ни одного человека на целые версты. Устремляемся к буграм, где еще недавно наши части занимали окопы. Ветер шевелит примятой соломой брошенных окопов.

В дикие стоны ветра и крики «ура» грубо врываются орудийные залпы и визг пулеметов. Влево от нас — отрезанный бронепоезд товарища Рудя; вправо к югу, километрах в шести от нас, видна батарея и на фоне загадочного блеска тихого озера — фигуры людей и лошадей, не спеша пьющих воду.

— Это они, твои морозовцы, — отрываясь от бинокля, недовольно бросает товарищ Ворошилов. — Уехали, вот они уже и стали, выдохся крестьянский порыв...

— А может быть, не они, — пытаюсь возражать я.

— Как не они, — разве я не вижу по ухватке!

— Едемте, — отрывисто бросает Клим, — надо сдвинуть их с места.

Молча, прислушиваясь к свисту ветра и отдаленному

 клекоту пулеметных очередей, быстро едем на батарею.

«А вдруг это не наша батарея, а противника», — гнетуще лезет в голову мысль. Но сказать об этом вслух стыдно: Клим может заподозрить в трусости, и тогда под одним сарказмом его слов и взглядов будешь чувствовать себя хуже, чем под самым ожесточенным пулеметным огнем.

Батарея уже близко. Пальцы инстинктивно сжимают стволы винтовок. Товарищ Пархоменко многозначительно заглядывает в магазинную коробку, проверяя заряд.

Луганец — шофер товарищ Цыбаненко, чувствуя, очевидно, больше всех на себе ответственность за командарма, нервно сжимает руль «фиата». Черным вороньем кружатся в его голове мысли: а вдруг это не наша?..

Набираясь храбрости, он говорит:

— Товарищ Ворошилов, а не повернуть ли нам машину обратно? Она задним ходом идет так же, как и передним, — как бы уговаривая, продолжает он.

— Да, пожалуй, — соглашается Климент Ефремович.

Подъезжая ближе, повертываем машину на глазах удивленно наблюдающей за нами батареи. На расстоянии не более двухсот шагов от батареи встречаем сестру с крестом на груди.

Ясно — белые!

Шофер порывисто останавливает машину, его помощник, меньший брат, выскочив с переднего сиденья, подбегает к сестре. Она, побледнев от страха, перепуганно смотрит большими глазами то на нас, то на батарею, не понимая, в чем дело.

На вопрос нашего «вестового»: чья батарея? ошеломленная сестра ничего не в состоянии выговорить.

Товарищ Ворошилов, встав на дно автомобиля, машет руками в сторону разинувших рты солдат батареи. Человек 40 пулеметной и батарейной прислуги машут нам дурацкими шапками... Всем стало ясно, что батарея — белых.

Но как теперь уйти? — вот щекотливый вопрос.

Командарм, вытянувшись во весь рост, властным голосом приказа бросает в толпу ротозеев, либо сомневающихся еще в том, что мы красные, либо желающих взять нас живьем:

— Ну, что же вы там пораскрыли хлебала, идите сюда кто-нибудь!

Вахмистр батареи, сидя верхом на здоровенном темно-гнедом коне, быстро отделившись от толпы, коротким полевым галопом подскакал к машине. За ним бросились еще двое.

— Смотри, смотри, — толкая локтем Клима, шепчу ему, — урядник, на нем погоны, кокарда...