А дальше он так на меня посмотрел, что со страху случился бы конфуз, если бы я хотела в туалет. Хотя потом я даже немного пожалела, что не хотела. Если так разобраться, то правила не гадить на кухне тоже не было, а каждая женщина — немножечко кошка, и сейчас желание написать пленителю в тапки захватило меня целиком. От мокрой мести его спасло только то, что тапок на нём не оказалось.
— Вы меня бесите! Вместо того чтобы нормально со мной поговорить с самого начала…
— Я не разговариваю с истерящими женщинами, потому что это бесполезно. Когда успокоитесь и уберёте за собой, тогда и побеседуем. А до тех пор — развлекайтесь, как умеете. С каждой разбитой тарелкой у меня остаётся к вам всё меньше и меньше сочувствия.
— Можно подумать, оно было! — хмыкнула я, уязвлённая до глубины души.
Князь развернулся на пятках, переступил через скалящийся острыми краями черепок, обогнул буфети оставил меня одну.
Ну… не стоять же в этом бардаке?
Ничего не оставалось, кроме как пойти в отведённую мне светлицу. Комната оказалась на удивление уютной. В светлых тонах, с пушистым шерстяным ковром на полу и невесомым пуховым одеялом на постели, она словно ждала меня. На столике — несколько сырников в закрытом горшочке. Стакан — гранёный! — с кефиром, мисочка с мёдом, несколько долек яблока и два ломтя мясного пирога, накрытые салфеткой. Окно выходит на противоположную от входа сторону, смотрит на небольшой овражек и угрюмый раздетый лес вдалеке.
Самое удивительное, что в тереме и канализация обнаружилась. Унитаз непривычный, каменный, низкий, а бачок высоко под потолком, с неподвижно висящим биточком на цепочке. Я такие только в старых фильмах и видела. И всё какое-то странное… Будто и сказочное, но с налётом советского пансионата, что ли. Вон, тумбочка возле кровати совдеповская лакированная, а шкаф у стены — огромный, массивный, с резьбой в виде пионов, которую кто-то раскрасил так искусно, что даже казалось, будто это не шкаф, а случайно забытая в комнате клумба. Внутри висят два сарафана, синий и зелёный. Рядом — три длинные рубахи, а у кровати стоят тапочки из овчины, кажется, новые. В комнате тепло. Особенно в туалете. Душа, правда, нет, а жаль. Я бы искупалась.
Вместе этого омылась в раковине, переоделась в то, что захватила от Яги и подъела свои запасы. А то мало ли — налил Кощеевичзелий в кефир, а я и не догадаюсь.
Обида и злость на Евпатия Егорыча кислотой жгли изнутри. И когда он успел с князем договориться? Или с самого начала всё знал и планировал? Вот ведь сволочь проспиртованная! Коню и то стыдно было за свой поступок, недаром от угощения отказался. Уж наверняка не за уворованное на постоялом дворе пиво переживал. Что это за принц такой, если у его коня больше совести, чем у него самого, а? И ведь даже проклясть его не получилось толком. И откуда у меня силы?
Вопросов в голове было больше, чем ответов, и точно больше, чем мозгов.
Через пару часов я уже пожалела о вспышке ярости. Наверное, князь теперь будет думать, что я совсем отбитая на голову. Хотя мне нет дела до того, что он там себе думает!
Жутко хотелось посоветоваться с зеркальцем, но я боялась, что повелитель нечисти его обнаружит и отберёт. Загадывать желание тоже было глупо — я ещё не остыла и наверняка какую-то глупость сделаю. Нет, нужно успокоиться и всё взвесить.
Уснуть так и не получилось, ворочалась с боку на бок до рассвета, а потом надела уличные сапоги и спустилась изучать терем. Он оказался большим и странным. Больше всего напоминал загородный дом, в котором нашли последнее пристанище лучший мебельный гарнитур 90-х, подаренные почившей тётушкой коврики ручной вязки, комод, купленный на гаражной распродаже, и стол, изначально заказанный для бани, но потом прижившийся в гостиной. Разница была лишь в том, что тут все стулья оказались из одного набора, а гладко отшлифованные деревянные стены выглядели не колхозно, а дорого, как самые дорогие слэбы из дорогого дуба.
При свете дня последствия моих ночных психований лежали с немым укором и заставляли испытывать стыд. Ну уж нет! Я пленница! Если бы князь с самого начала нормально со мной поговорил, ничего бы этого не было. Сам виноват, пусть сам и убирает.
Его тень я заметила боковым зрением и резко обернулась. При свете дня Кощеевич выглядел моложе, злее и решительнее.
— Что за пророчество, о котором вы говорили? — охрипшим голосом спросила я.
— Сначала — уборка, разговоры после неё, — холодно ответил повелитель нечисти.
— Ваш дом — вы и убирайте. Я к вам в гости не напрашивалась!
— Как скажете, — равнодушно отвернулся он и ушёл.
Исчез за дверью, которая мгновенно слилась со стеной. Видимо, там и есть тот кабинет, в который соваться мне нельзя.
Ну и ладно. Я обошла терем изнутри и вышла во двор. Там и нашла большую, добротную баню. Натопленную!
В общем, два раза уговаривать меня не пришлось, уж на этот раз я насиделась в ней вволю, пытаясь выпарить из себя чувство вины по поводу устроенного бардака. Нет, князь, безусловно заслужил. Принц, конечно, заслужил больше, но до его буфета мне было не дотянуться.