Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс

— Ну конечно! Тому, кто пользуется чужим имуществом, деньги достаются небольшие. Их хватает лишь на то, чтобы время от времени позволить себе маленькое путешествие». Ну, ты понимаешь, всё это стало бесить Жюльена... Одна лишь мысль занимала его: уехать... обосноваться где-нибудь за границей, очень далеко, раз и навсегда...

— Но... а Франсис?

— Что — Франсис?

— Почему он так быстро приехал?

Морис стал набивать трубку, чтобы не потерять самообладания.

— Наверное, мне не стоило бы тебе все это рассказывать,-заговорил он.— Я вижу, ты ничего не поняла. Франсис де Форланж умер... Да, настоящий Франсис повесился. Он мог, конечно, покончить с собой и в Ницце, поскольку давно знал, что обречен. Так нет же, он пожелал сделать это здесь. Не спрашивай меня почему. По словам Жюльена, это был жалкий тип, который всю жизнь сожалел об утраченном детстве. Он провел в замке свои первые годы, и, кажется, это были единственные счастливые годы в его жизни. Конечно, я рассказываю в самых общих чертах... Короче, Жюльен понял, какую выгоду он сможет извлечь из этой смерти, если поторопится. В деревне ни того, ни другого практически не знали; старый нотариус графини передал свою должность другому. Агерезы уже давно жаждали вернуться к себе в Испанию. Жюльену оставалось только отпустить их... Что касается удостоверения личности, то его он подделывал уже не раз во время оккупации. Так что с этой стороны не было никаких проблем... Что еще ему было нужно?

— Ему был нужен сообщник, — сказала Сесиль, — то есть ты.

— Нет. Честный свидетель, то есть ты.

— Как вы мне омерзительны, — проговорила Сесиль.

— Прошу тебя. Постарайся понять. В сущности, Жюльен лишь вернул себе наследство, которое принадлежало ему по праву. Ведь он был мужем, не так ли?

— А что было потом?

— Жюльен переписал небольшое письмо, которое оставил Франсис, изменив лишь дату. Затем он приехал ко мне, чтобы ввести в курс дела. Я был должен ему. Мне трудно было отказать. Моя роль сводилась к такому пустяку! Опознать покойника... Признать живого... Даже меньше того: просто промолчать. А ты одним своим присутствием обеспечивала самые надежные гарантии. Ну кто бы мог подумать, что ты не знаешь ни Жюльена, ни Франсиса?.. Наконец, ты была свидетелем возвращения дяди на машине в ночь нашего приезда... Я знаю, мы виноваты, что обманывали тебя таким образом. Признаю, что это некрасиво... Но у нас не было выбора.

— А если бы я уснула? Если бы не слышала, как вернулась машина?

— Но я-то не спал. Я бы разбудил тебя.

— А твой дядя — что он сделал, после того как вернулся сюда?

— Ну, он докатил своим ходом до дороги малолитражку, «МГ», на которой приехал его родственник, и уехал на ней.

— Вы действительно всё предусмотрели.

— Еще бы, — уверенно сказал Морис.

— Всё это тебя забавляло?

— Да, немного. Мы подсчитали, после какого периода времени я мог обнаружить тело во флигеле. Рано или поздно наступает момент, когда становится просто невозможно точно установить дату смерти. Затем я дал телеграмму, чтобы окончательно сбить тебя с толку, так как дата приезда «кузена Франсиса» была также назначена заранее.

Каждое слово Мориса изобличало новую ложь, новую махинацию. Сесиль уже не возмущалась. Напротив, у нее было такое чувство, что это путь к избавлению. Так вот каков Морис, ничтожный инфантильный человечек.

— Теперь ты знаешь всё, — сказал он.

Она отвернулась, увидела пса и вновь посмотрела на мужа.

— Как получилось, что он не узнал своего хозяина? — спросила Сесиль. — Меня вы легко обманули. Но его?

Морис стоял в нерешительности.

— Теперь, — заметила Сесиль, — я могу выслушать все что угодно.

— Это также было необходимо, — пробормотал Морис. — С одной стороны, Жюльен нуждался в нас как в свидетелях. Но с другой стороны, ему было необходимо, чтобы собака также свидетельствовала в его пользу и все могли убедиться, что человек, приехавший из Ниццы, ей совершенно не знаком... Это было для него самым главным... Тогда...

— Я догадываюсь, — сказала Сесиль, холодея от ужаса.

— Да... Он был вынужден ее избить... в гараже... кнутом из коляски... Так избить, чтобы при одном его виде Летун цепенел от страха.

— Коляска... кнут... да, теперь я понимаю... я все понимаю. Это ужасно!.. Я бы предпочла... чтобы он убил своего кузена.

— Заметь, что...

— Заткнись... Вы отвратительны, оба... И он — еще больше, чем ты...

Послышались шаги. Это был Жюльен.

— Я подумал, что вы забудете о главном, — сказал он.

Его голубые глаза улыбались и искали взгляд Сесили. Никогда еще он не казался столь доброжелательным и так не старался понравиться. Морис в сердцах отвернулся и стал копаться в кисете.

— Вы просили у меня фонари. Забирайте их. Я на этом настаиваю.

Он открыл дверь гаража, быстрым шагом подошел к старой коляске и протянул руку к сиденью, задев кнут.

— Летун! — приказала Сесиль.