Нож Алисы работал превосходно. После нанесенной мною раны мой противник почти не сопротивлялся, вяло подергивая руками и ногами. Отрезать голову упырю в реальном мире было несколько сложнее, чем в посмертном состоянии — там я даже не почувствовал сопротивления плоти. Сейчас же мне пришлось и руки замарать, и ощутить все прелести этого мерзкого занятия. Костяная рукоять ножа Алисы прекрасно передавала все нюансы работы лезвия: хруст сосудов и связок, треск рассекаемых позвонков и, наконец, шелест перерезаемой выйной мышцы. Мерзкую картину расправы над упырем дополнял приторно сладкий запах его загустевшей крови. Но вот что удивительно — ни один из перечисленных мерзких нюансов не вызвал во мне отвращения. Более того, в момент отделения головы упыря от туловища я ощутил странное чувство власти и вседозволенности. Я прекрасно понимал, что совершаю нечто безумное, но в то же время знал, что убиваю не человека, а упокаиваю нежить. Знал, что труп обнаружат люди Совета и что мне никто за такие зверства счет не предъявит.
Я стоял сейчас над обезглавленным трупом некогда успешного человека. Моя одежда была вымазана его густой кровью, в одной руке я сжимал клинок, другой держал за волосы увесистую мертвую голову. Мне не было страшно. Мне не было мерзко. Я не испытывал ничего, кроме чувства полной и беспредельной власти. Я смог отнять жизнь и сделал это не в бою, не защищая себя. Я сделал это хладнокровно и расчетливо. Подошел сзади, умело воспользовавшись своими новыми способностями. Да, я отдавал себе отчет в том, что должен был это сделать. Да, я понимал, что иного выхода не было. Осознавал я и то, что никто, кроме меня, этого сделать не смог бы. Я должен был это сделать — и я сделал.
И вдруг стало страшно. Почему этот шаг дался мне так легко? Что со мной? Неужели я перешел ту грань, за которой возврата к прежней жизни больше нет? Я словно пересек некий Рубикон, за которым осталась моя прежняя человеческая жизнь, а после которого начиналась жизнь обитателя мира Ночи.
— На этот раз все вышло куда проще, так?
Алиса подкралась незаметно сзади и фразу свою произнесла мне прямо в ухо. Похоже, действие моей вуали невнимания на вурдалачку не распространялось. Ее вкрадчивый томный голос явно говорил о том, что она прекрасно понимает, какие именно чувства я сейчас испытываю. Возможно, нечто подобное ощущает и вновь обращенный вурдалак, совершив свое первое убийство.
Мои предположения подтвердились уже в следующей ее фразе:
— Теперь ты один из нас, ворожей.