Ворожей (сборник)

Борис, сцепив руки, нервно захрустел пальцами, и этот хруст громкими щелчками вспыхивал в наступившей внезапно тишине, будто взрывались мелкие воздушные шарики. Он заворожено приклеился глазами к самородку лягушачьего цвета, и видно было: ничего другого для Бориса сейчас не существует.

Наконец, Борис опомнился, закурил, оглядел товарищей и, насколько возможно, изобразил равнодушие. Но он не был актёром, и маска безучастности ему не удалась.

Хирург остро почувствовал вкус к необычной игре, какой не чурались любители розыгрышей во все времена.

Целитель с едва уловимым прищуром продолжил задуманный спектакль.

– Я предлагаю вам выпить за самое дорогое, чем мы богаты. За нашу свободу! Какой бы она ни была – запрещённой, гонимой, лёгкой, тяжёлой – любой. Вот это… – Хирург поднял самородок кривыми пальцами. – Цепи. Они обвивают, сковывают человека по рукам и ногам так, что он выживает лишь в исключительных случаях. В основном же – сильный, красивый, вольный – он погибает в духовном плане, опьянённый большими деньгами, становиться живым трупом. Погибает душа его. Он движется. Шевелит руками, ногами, но смертельное опьянение не проходит. Мы слишком долго были нищими, чтобы трезво и спокойно смотреть на большой капитал. Стало быть, все эти «новые русские», олигархи, гребущие под себя – трупы. Так выпьем, друзья, за то, что, как я замечаю, нам с вами это не грозит. Выпьем за нашу свободу! А с самородком – решим позже.

Все встали по такому значительному поводу, дружно со стеклянным звоном содвинули стаканы.

Какая-то недобрая тишина провисла над столом. Закусывали и старались не смотреть друг другу в глаза. Каждый провалился в собственные раздумья, в лабиринт безличных соображений о том, что же это на самом деле – свобода. Для чего? Или от чего? А может, во имя чего? И могут ли деньги перерезать ей горло? Если да – то почему?

Хирург резко прервал размышления сенокосчиков.

– Я вот что предлагаю, мужики, – сказал он. – Сейчас мы дружно оденемся, обувка, думаю, просохла, пройдём на берег речки и солидарно захороним эту дрянь, – указал он на самородок, – в быстрой воде.

Целитель взял золото и ещё раз рассмотрел его с обеих сторон. Лев и овца объединено глянули на него из тысячелетнего далека. Валов добродушно улыбнулся, любя мудрость жизни, и спросил Богдана, решив провести общий опрос относительно драгоценного металла.

– Нужен тебе этот камешек, Богдан?

Богдан вспомнил свою встречу с Хирургом, когда они выполняли землеройную работу по устройству общей могилы для тех, кто не сумел выжить вместе с ними, и, крепко ругнувшись, ответил вопросом на вопрос:

– Та на кой хрен оно мине сдалося?

Целитель решил, что первому, кто пожелает владеть драгоценным камнем, он отдаст самородок навечно, и потому продолжил:

– Ты, Боцман, что скажешь?

Моряк уже обиделся на Хирурга с того момента, как только тот начал разыгрывать свою карту, то есть достал для всеобщего обозрения золото. Он-то, Боцман, мечтал, чтобы всё, обнаруженное целителем богатство, принадлежало ему самому. И только ему! Потому что Хирург был для одинокого Боцмана больше, чем друг. Поэтому он бросил на целителя взгляд чужого человека и недовольно произнёс:

– А пошёл ты знаешь – куда?

– Ясно, – догадался Хирург.

– Тебе, Гегель, нужно золото? – попытал богомольца начальник сенокоса.

– Упаси, Господи! – испугался православный таёжник, трижды перекрестился и надел шапку, чтобы следовать к месту торжественного захоронения орудия Сатаны.

– Боря? – спросил Хирург с внутренним напряжением, так как Борис был единственным человеком, в ком целитель сомневался.

– Мне наплевать, – театрально обронил Борис и тут же возненавидел себя за короткую слабость, после которой возврата уже не предвиделось. В руках Хирурга было то, о чём Борис мечтал всю жизнь. Стоило сказать: «Дай мне», и целитель без сомнения отдал бы ему золото, тем более учитывая, что Борис, рискуя собой, летом спас Хирургу жизнь. Единственная возможность вихрем пронеслась мимо. Борис с ужасом осознал невозвратность происшедшего и услышал, как громко гремит сердце прямо в висках. Борис люто ненавидел сейчас всё и всех. Фраер. Дешёвый фраер, твердил он себе. Все здесь соврали. Каждый соврал. Или купился, как я. И всё это проделал Хирург. Ложь! Все хотят, чтобы в кармане шелестело. А они сказали – нет. Гады! Этим «нет» они и его заставили сказать: «мне плевать». Конечно, Борису было не плевать. Далеко не наплевать. Твари! Псы! Они будут счастливы объедкам и драным телогрейкам. И ставить себе это в заслугу. Псы бродячие! А всё – Хирург! С его душеспасительным колдовством. Христос хренов! Ненавижу! Вот, чем отплатил он за всё добро. Он заворожил всех своими добродетельными речами. И они со мною вместе превратились в ослов. Тупоголовые кретины! Будьте все прокляты!

– Я? – засмеялся Мишка на очередной вопрос Хирурга. – А чего, я, пожалуй, взял бы.

У Бориса заледенело всё нутро. Он почувствовал, как тупо ноют нервы.