Ворожей (сборник)

– Я знал, что это произойдёт именно с тобой, – помедлив, сказал Хирург. – Честно говоря, даже удивился, когда за столом ты выдал: «Нет. Мне наплевать». Удивился и обрадовался. Подумал, с нами ты понял главное в жизни: ни перед кем и ни перед чем не переламываться, всегда полагаться только на свои вольные крылья, на которых несёт судьба. Даже если тебя убьют, твои крылья останутся с тобой. Вот, например, эта девушка, Бахай. Она что… курсирует пешком по планете за таким же куском золота? Нет, она пьёт из родника Всевышнего и несёт в руке свет Его. И Гегель пьёт из родника и несёт свой свет. А ты хочешь напиться из грязной лужи, от которой почернеют мозги и всё тело покроется струпьями. Знаешь, когда я нашёл самородок, подумал, что всё правильно: всю жизнь я лечил и спасал людей, несмотря на то, что сам был распят. Вот оно, благодарение. Вот вознаграждение за все муки и за все испытания. Но можно ли вот этим куском оплатить то, что я пережил. Нет! Всё золото мира не сможет утолить нашей печали. С другой стороны, всё золото мира сгорит в пепел перед тем Духом, который родился в этой печали, среди нашего горя. Я подумал: нет, этот самородок не мог послать Господь. Значит, камень от Лукавого. А что от Лукавого, не нужно ни мне, ни тебе, ни Боцману, ни Гегелю, никому. Не горюй. Ты молод, здор…

– Хватит! – закричал Борис. – Я сыт вашими проповедями по горло. Исусики несчастные. Какая-то бахаичка – ободранная кошка. Путешествует одна. Свет несёт. Дурь это. Она глупая, но вы-то, мужики, здравые люди и знаете – всё на Земле решает монета. Ну если отпелись, отпились, в штанах мягко и вам уже ничего не нужно, отдайте этот кусок мне! Деньгами не бросаются!

– Вот тут ты не угадал, – сказал Хирург. – Очень даже бросаются. Ты первый и начнёшь. Сдашь самородок и начнешь бросаться. И не просто бросаться станешь, а широко, показушно, у всех на виду Чтоб пыль золотая поднялась и всем глаза выела. Полетят твои деньги направо и налево. На машину, дачу, яхту, сомнительных девочек. Помнишь, как ты мечтал о белом фраке в Рио? Вот оно, Рио! – Хирург достал камень и повертел его перед Борисом. – И ведь не подумаешь ссудить хоть часть какому-нибудь детскому дому. Или слепым инвалидам. Храму, наконец. Ведь так, Боря? Правда? В Рио полетишь? Нет, друг ты мой шальной. Не полетишь ты ни в Рио, ни в Англию с Францией, ни в Канаду, ни в Китай. Дурных денег я тебе не дам. Заработаешь самостоятельно, тогда – куда пожелаешь лети. Жить будешь головой и руками. Хочешь – учись, хочешь – трудись. Найди себя в этой жизни, Боря. Словом, я тебе прописываю здоровый образ жизни и таким образом ставлю на правильный путь. Парень ты крепкий, сильный. Чего тебе мараться о какое-то дерьмо, пусть оно трижды золотое.

– Эх, корова, – добродушно обратился целитель и к Борису, и к одноименному животному, которое, как давно уже заметил Хирург, внимательно наблюдало за ними из темноты неба. – Смотрите!

В следующую секунду камень, добытый Хирургом из кармана морской шинели, провис над бурлящей рекой и, издав хриплый шлепок, скрылся под волной. Теперь трудно сказать, рассчитал ли целитель скрытый накал беседы или нет, только через мгновение с зубастым выкриком «пидор!» Борис выхватил из сапога короткую молнию ножа, и тут же Хирург начал медленно валиться в снег, ощущая огромную тяжесть, словно на него обрушился самосвал.

Лекарь летел, как ему казалось, не меньше века, а корова всё наблюдала за ним со спокойным вниманием. Но Хирург не потерял чистоты сознания. Ему почудилось, будто в то необыкновенно долгое время падения в его слух ворвался непонятный звук, похожий на удар большого камня о воду.

Целитель помнил вспышку ножа, хотя боли не чувствовал. Лишь огромный груз вдавил его в землю настолько, что он вот-вот мог задохнуться. Хирург попробовал пошевелить ногой или рукой и понял, что на нём лежит чьё-то громадное тело. Наконец, сознание его включилось: его привалило к родной, трижды проклятой Колымской земле грузное тело Боцмана. Старый моряк упёрся в лицо Хирурга косматой бородищей и почему-то рычал от смеха, разя наповал густым перегаром.

– Слезай, – шевельнулся Хирург.

– Где там наш убивец? – поинтересовался Боцман, вставая с друга.

«Убивец» вылез на берег метрах в тридцати от места трагедии. То, чего не видел Хирург, слету накрытый Боцманом, было так.

Солдат-Мишка, вооруженным непрестанным военным зрением, в долю секунды обезопасил Хирурга точными боевыми ударами бывшего десантника, после чего крепкий, но неопытный в рукопашках «убивец» плавно улетел в набежавшую волну шумной реки.

Таким образом, была атака со стороны Бориса, была защита и отражение со стороны бойца-писателя-Мишки, было прикрытие Боцманом, который кинулся закрыть собой друга и, наконец, были двое наблюдателей – Богдан и Гегель.

Таёжный проповедник, в ту минуту ещё больше похожий на Ленина, видимо, по аналогии опасения за весь мировой пролетариат, стащил шапку и крестился, хваля Господа за то, что Он удушил-таки гидру злодейства.