Восемь мечей

Последнюю часть предложения Хью уже не слышал. Он был так потрясен, что едва не повернулся к Спинелли и не заговорил с ним. Прижав к губам пустой стакан, он не сводил глаз с плаката за барной стойкой, с которого ему в ответ сардонически улыбался Джонни Уокер. С грохотом обрушилась одна из опор, на которой держалось все дело, полетели пыль и щепки, а именно – версия о загадочных ботинках, принадлежавших Морли Стендишу. До этого были представлены на суд все возможные версии. А самую простую – что Деппинг сам взял ботинки для своего образа – проглядели. Что же теперь будет с фантастической идеей отца, что это Генри Морган прикинулся полтергейстом, чтобы украсть ботинки?

Он рискнул украдкой взглянуть на Спинелли. Тот был слишком увлечен, слишком поглощен своим торжеством и слишком возбужден алкоголем и жаждой внимания, чтобы заметить его или хотя бы сбавить тон. Спинелли рассмеялся. Он топнул со всей силы по подставке для ног, привинченной к барной стойке.

– Вот как все было, – сказал он, постукивая по стойке, – его приняли за меня, улавливаешь? Потому что он хотел свинтить из дома так, чтобы его никто не узнал. Вот тебе и старина Ник Деппинг! А когда он вернулся, то назад попасть не смог. А все почему? А он посеял ключ, пока расхаживал по своим делам, вот почему. Ха-ха-ха! Да не говори! Знаю.

Для хозяина таверны все это было какой-то абракадаброй. Он задумчиво поглядел на бутылку с бренди и кашлянул.

– Ну, в конце концов, – вкрадчиво сказал он, – в конце концов, мистер Деппинг был довольно необычный человек. Подлить вам домашнего? Очень удачное! Как бы там ни наряжался бедняга Деппинг, кто мы такие, чтобы судить?

Спинелли опешил:

– Ты что, не веришь мне, а? Смотри. Я ж тебе говорю, что за крендель был этот Ник Деппинг. А я расскажу, а я всем расскажу, ей-богу! Потому что…

– Мистер Треверс, сэр. Не при дамах!

– И все равно нашелся на него кто-то поумнее. Кто-то забрался в дом с дубликатом ключей, пока его не было, а потом прикинулся, что ключей у него нет. Но я не про это всем хочу рассказать. Я вам всем, всем, кто думал, что Ник Деппинг славный малый в цилиндре, с квартиркой на Парк-авеню; я вам всем хочу сказать…

Хью и не предполагал, как далеко он может зайти. Он понял, что Спинелли хотел хотя бы сейчас отомстить Деппингу. Но хозяин таверны оборвал его. Он поглядел на часы и с впечатляющей мощью в голосе закричал на все заведение:

– По-след-ни-е заказы! Последние заказы, дамы и господа! Закрываемся через десять минут! Поторопитесь!.. – В его голосе звучала агония, которая возбуждает публику с той же силой, с какой ночная судорога сводит ногу. Едва не плачущим голосом он умолял гостей не лишать его лицензии. Хью удалось затеряться в толпе, хлынувшей к барной стойке за последней кружкой, он ушел незамеченным, чтобы подождать и проследить, куда дальше пойдет Спинелли.

Сквозь темноту он мог разглядеть лицо своего противника. Ликования в нем поубавилось. Над его головой висела масляная лампа, и в ее свете он выглядел затравленным. Старые страхи терзали его. Он отчаянно желал находиться на свету и в окружении людей; а теперь и то и другое растворялось в воздухе, и ему придется в темноте отправиться с кем-то на встречу. Вне всяких сомнений, он встретится с убийцей – сегодня ночью, возле гостевого дома. У Хью Донована появилось жуткое предчувствие, не просто предчувствие, а убеждение, настолько отчетливое, что он мог бы проговорить его вслух: «Он идет навстречу собственной смерти».

Более того, Хью ощутил почти необоримое желание броситься к Спинелли, преградить ему путь, схватить его за плечо и прокричать: «Стой, дурак, не делай этого! Держись подальше от этого. Держись подальше – или окажешься рядом с Деппингом, как пить дать!» Хью мог бы поклясться, настолько он был уверен в этом. Казалось, смерть была так же осязаема в этой толпе, как и клубы табачного дыма, окутавшие испуганное лицо Спинелли.

Спинелли купил бутылку бренди и спешно сунул ее в карман. Еще он купил две пачки сигарет, что, скорее всего, означало, что назначенной встречи еще предстояло дождаться. Никто не обращал на него внимания, никто и не замечал его присутствия. Как только первые гости стали покидать таверну, Спинелли внезапно решился последовать за ними.

Толпа рассасывалась в лунном свете на дороге. Споры затевались, сходили на нет и растворялись в ночи под звук шагов. Не самый благозвучный баритон затянул «Мои старые штаны»; в деревне было настолько тихо, что казалось, голос эхом отражался от небосвода. Какая-то женщина, хихикая, направлялась с кем-то под руку к автобусной остановке. В таверне гасили свет.

Вновь воцарились тьма и тишина, невероятная тишина, в которой Хью не смел даже вздохнуть. Хью притаился за таверной, внезапно у него мелькнула мысль: а не спустил ли хозяин на ночь сторожевую собаку? Кто-то распахнул окно над его головой, ему был слышен даже скрип пружин матраса, на который кто-то ложился.