Восемь шагов Будды (СИ)

Расстроенный Семен шел на свою последнюю тренировку и в этот момент, его не интересовало ничего: ни пение птиц радующихся осеннему солнышку, ни запах поздних цветов дразнивший насекомых своим приторным ароматом.

Сема, я сварила твой любимый смородиновый кисель! – крикнула вслед ему мама.

Но даже любимый кисель его не радовал. Он думал только об одном – они уезжают, конец тренировкам, прощай шуфу и это самый плохой день в его жизни. А ведь он столько ещё не умеет: вот вчера, например сто пятьдесят раз бросил нож, а попал только сто сорок шесть раз. Шуфу был недоволен им, и пришлось бегать целых четыре круга вокруг поселка. И с шестом - «бо» [12]у него ещё не все получается, не говоря уже о других видах оружия.

А как оставить любимого шуфу, ведь он столько дал ему, столько занимался с ним все эти годы, как ему сказать о том, что они уезжают! Язык не повернется. Вот и знакомая до последней щелки дверь в хозяйственный двор….

Здравствуйте, шуфу! Я хочу вам сказать……..

Все знаю Сяопин [13](так любя называл его шуфу последние несколько лет). Твой папа приходил ко мне и все рассказал. Когда-нибудь это должно было случиться, жизнь нельзя остановить она идет по своим законам как колесо телеги, а мы люди только спицы в этом колесе. Колесо крутится, а жизнь то поднимает человека вверх, то опускает вниз……

Мне, очень жаль терять такого способного ученика и такого верного друга, я полюбил тебя и буду скучать. За тренировки не беспокойся, рядом с Люберцами в Москве живет мой друг Лю Хуан, у него собственная школа кунг-фу. Будешь ездить туда три раза в неделю, мы с ним уже созвонились, он сказал, что будет рад тебе. Он очень хороший шуфу.

Вы самый лучший шуфу на свете!

Это не так, Сяопин. – улыбнулся Василий Иванович. – Учись, у тебя все очень хорошо получается, поэтому в восемнадцать лет ты, быть может, пройдешь, испытания в Китае и сам станешь шуфу. Ты понимаешь меня, мальчик?

Шуфу, когда я вырасту, обязательно приеду сюда и заберу вас к себе!

Конечно, конечно, но, прежде всего ты должен заботиться о своих родителях. У нас в Китае предков почитают как богов, но ты европеец……. Не грусти, все будет так, как ты хочешь.

* * * * *

Один переезд равносилен двум землетрясениям, для Семена изменилась не только природа за окном, кончилось детство. Он приехал в Россию, где лето гораздо короче, солнце светит не так ярко и не дает столько тепла. Здесь, где осень и весна дождливые, свинцовые тучи закрывают небо на целые недели, он очень скучал по солнцу.

Зато зима удивила его ярко белым снегом, и сильные морозы оказались совсем не страшными, если правильно одеваться. Здесь он первый раз увидел меховую зимнюю шапку и, гордость российских модников, дубленку. Лыжи и коньки так и не покорились ему, разве можно бежать на морозе, связки, как ни грей, все равно холодные, растяжения не избежать!

Народ на улице совсем другой, было много пьяных. Парни и девушки ходили по улицам обнявшись, матерились на равных, не смущаясь окружающих. Люди казались ему мрачными, неулыбчивыми, девушки на улицах некрасивыми, ритм жизни более быстрым, отношения прагматичными.

В школе его приняли недоверчиво, приехал какой-то недомерок из «Чуркистана», но говорилось это беззлобно, поэтому разница между ребятами быстро сгладилась и исчезла. Семен быстро стал своим, потому, что на физкультуре он показал такие результаты в беге и прыжках, что строгий физрук, поцокав языком, сразу предложил ему войти в сборную школы по легкой атлетике. Семен согласился и, вспомнив совет шуфу никому особенно не рассказывать о своих занятиях китайскими единоборствами, не стал распространяться на эту тему.

Он был отзывчив, неглуп и всегда готов прийти на помощь, это ребятам нравилось, и они быстро привыкли к парню. Он тоже постепенно привык и даже полюбил нежные белые березки, в палисадниках Люберец, ядреную морозную зиму. Бесшабашных и, по большому счету, добрых, до полного самопренебрежения, людей. А рядом оказалась огромная, гудящая автомобильными сигналами, шипящая колесами, звенящая трамваями Москва!!!

Гигантский мегаполис заглатывал тысячи приезжих, перемалывая их как в мясорубке и, выпускал в мир новую формацию людей под названием москвичи. Это были уже не те москвичи, о которых писал Гиляровский, незабвенный «дядя Гиляй» фанат Москвы девятнадцатого века.

Да и Москва была уже другая, высоченная, широченная, сверкающая рекламой и световой иллюминацией в любое время года независимо от праздников. Москва, пахнущая совершенно новыми, ароматами огромных супермаркетов, молов и гигантских вещевых рынков. Музеи, театры, цирки, парки, площади, вокзалы, автомобильные парковки, Тверская, Ленинский Кутузовский проспекты, Новый Арбат, Манежная площадь – у парня из маленького таджикского города просто кружилась голова от обилия людей и информации.