— Нам пора побеседовать с мистером Марини, нужно прищучить этого сукина сына и задать пару вопросов. И пусть молится хоть дьяволу, чтобы у него оказалось алиби на это время.
— Даже если у него не будет алиби оно найдется с помощью его адвокатов.
— Посмотрим.
Снова зазвонил телефон.
— Твою мать, у президента спокойнее, чем в этом гребаном участке. Да! Заславский слушает! А почему не на сотовый? Точно…прости. Батарейка сдохла. Что там у тебя? Что? Я выезжаю.
Заславский побледнел и перевел взгляд на Ферни.
— У нее в волосах…на голове…вырезан знак бесконечности. Прямо за ухом.
— Тянет на ордер, Ал.
— Да! Блядь! Тянет на ордер!
Оба замерли, глядя друг на друга.
— Твою ж мать!
— Что?
— У девочек…Тату.
— Ты ж не думаешь?
— Не знаю. Что с ее компьютером. Проверяли переписку?
— Нет. Он все еще в квартире.
— Отправь туда Стефани с ребятами пусть везут сюда. Давай! Поехали. Кажется, у Марини начались серьёзные неприятности.
— Смотри… Очень неровные края. Он был в ярости, когда делал это. Он злился.
— Что-то еще есть?
— Нет. Пока ничего. Осмотрели тело. Он надругался над ней, но не обычным способом, он ее не трахал сам. Он именно глумился и издевался…
— В смысле?
— Он насиловал ее каким-то предметом, мы еще ждем ответов с лаборатории, но я подозреваю, что это нож или тесак.
— Чокнутый сукин сын. Гребаный извращенец. Они что плодятся пачками, размножаются делением? То ни одного, то сразу два?
Берн поправил очки кончиком пальца.
— Сезон маньяков открыт. Деньги к деньгам, неприятности к неприятностям и маньяки к маньякам.
Алекс склонился над телом, рассматривая ранку. Смотрел несколько секунд. Точь-в-точь как на визитке. И вдруг нахмурился.
— Посвети сюда.
— Куда?
— Посвети, мать твою. Вот сюда. В ухо.
— Нахрена?
— Дай пинцет.
Берн пожал плечами и протянул пинцет. Алекс наклонился к трупу и осторожно ввел края пинцета в ушную раковину. Несколько секунд что-то пытался ухватить и наконец извлек белый квадрат. Берн судорожно сглотнул.
— Твою мать!!!!
— Он пустой! В лабораторию, немедленно. Сейчас! Сверить на идентичность с предыдущими!
— Да, Ал! Черт! Как я не заметил. Я все осматривал.
— Он знал, что выколет ей глаза, — пробормотал Алекс, — гребаный ублюдок знал об этом заранее, он вырезал знак и протолкал через рану бумажку прямо в ухо.
— Как ты заметил?
— Не знаю…мне показалось, что там что-то есть. Я бы никогда не связал это с девочками. Совершенно другой почерк. Возможно он злился…Да. Он был в ярости.
Алекс посмотрел на Берна.
— Ты сказал он не совершал с ней половой акт?
— Нет.
— Он устроил нам спектакль…Он считал ее грязной и убил ее грязно. Ищите в ее крови препарат. Он должен был использовать тот же препарат. Ферни, поехали.
Я чувствовала, как внутри все скручивается в узел. Как пульсирует пульс в висках.
Иногда ты считаешь, что знаешь человека, знаешь, как себя саму, а оказывается это было лишь иллюзией и тебе показывали только то, что считали нужным показать.
Дрожащими руками достала сигарету и сунула в рот, руки ходили ходуном, и зажигалка зажглась только с десятого раза. Я снова посмотрела на монитор и перечитала, чувствуя, как немеет затылок:
"Почему некоторые получают все, а кто-то ничего? Я старалась, я всегда старалась быть лучше, чем она. Я добилась большего, чем она. А они выбирают ее. Всегда выбирают ее. Почему? Что со мной не так? Или сучки блондинки нынче в моде? Я ярче и красивее. Почему Алекс думает только о ней? После тех двух ночей, что мы провели вместе он вернулся снова к ней. Неужели он не видит, что она никого не любит кроме себя? Эгоистичная сука, которая даже собственной матери не звонит. Если бы у меня была мать… Как же я ее ненавижу".
Мне казалось, что у меня в легких что-то застряло и я не могла вздохнуть. Только открывала и закрывала рот. Пролистала ниже.
"И что теперь? Вот что теперь? Я сделала все чтобы они расстались, а он как собака, как преданный пес бегает за ней и заглядывает в глаза. Ночью трахает меня, а днем звонит ей и скулит в трубку. Твари. Мне иногда хочется, чтобы они оба сдохли. И он, и она".
Тыльной стороной ладони по мокрому лбу и еще одна сигарета, пепел падает мне на колени, а я ничего не чувствую.
"Вчера вернулась с Сиетла. Похоронила ее мать. Она называла меня доченькой раньше. Она целовала мне руки. Не ей, а мне. Потому что Кэт сука, которая жалеет и любит только себя. Весь мир должен вращаться возле нее. А перед смертью опять звала ее. Эту дрянь.
Я уверенна, что гребанная русская матрешка даже не заметит, что ее матери не стало. Не почувствует".
Я вскочила с кресла, опрокинув его на пол и всхлипнула, меня шатало, я отступила от компьютера на несколько шагов и не чувствовала, как по щекам катятся слезы.
Меня тошнило, тянуло вырвать прямо здесь, на пол. Стоять и исторгать все содержимое желудка вместе с теми годами, когда я считала Ли своей подругой, своей сестрой, частью меня самой.
— Ма…ма…
В коридоре послышался шорох. Словно кто-то повернул ручку двери. Я замерла. Зажала рот обеими руками. Скрипнула дверь, и я попятилась к ванной. Зацепила каблуком кабель от компьютера и тот упал с грохотом на пол.