Восемь знамен

И теперь один из них хочет, чтобы она поехала с ним в горы, где они будут дрожать от холода и где их будут преследовать мстительные знаменные солдаты за то, что они промышляют грабежами. А через какое-то время, не очень, понятное дело, длительное, учитывая способ существования Чжэн И, его убьют и ей придется снова рассчитывать только на свои силы.

Но сколько Сао себя помнила, она всегда сама заботилась о себе. Возможно, Лу Шань и доставляло удовольствие представлять покойного брата как состоятельного человека, который лишь по воле случая оказался в трудном положении, в самом же деле он капитанствовал на торговом сампане на Великом канале, пил не просыхая и имел привычку просаживать в карты все до последнего гроша.

Сао относилась к этому как к должному. Она понимала, что азартные игры и выпивка в кругу друзей составляют величайшее удовольствие в жизни китайских мужчин, которым в отличие от женщин дозволялись утехи вне домашних стен. Ее сердило другое: он зарабатывал слишком мало для того, чтобы хоть что-то перепадало собственной семье.

Тем не менее в уме ему отказать было нельзя, недаром она, его дочь, превосходила сметкой своих подруг. Когда случилось неизбежное и ее вместе с братьями и сестрами выставили на продажу, она ни на капельку не усомнилась в том, что ее судьба изменится к лучшему — по закону Инь и Ян, согласно которому вселенной правят противоположности и не может быть мира без войны, любви без ненависти, удачи без неудач.

Удача, пусть мимолетная, и в самом деле улыбнулась ей. Она попала в число девушек, которых евнухи отбирали для Хошэня. И стала одной из немногих избранных, подвергнувшись тщательному осмотру, после которого собственное тело показалось ей чужим. Вскоре ей довелось лицезреть самого премьер-министра и узнать, однако, что он редко берет к себе в постель девушек. Она очутилась в своего рода тюрьме, выполняла черную работу по дому и ждала, когда ее определят на какое-то подходящее место.

Она не сомневалась, что ее место было возле какого-нибудь мужчины, но то обстоятельство, что этим мужчиной оказался внешний варвар, поначалу ее пугало. Такого великана она никогда прежде не видела, а его нежность была просто удивительной. Он боялся причинить ей боль. Жизнь, которую он обещал ей, ужасала и в то же время возбуждала. Она чувствовала уверенность в том, что он защитит от всех невзгод, которые исковеркали ее юность. Однако и Баррингтон оказался всего-навсего обыкновенным мужчиной, который избавился от нее сразу же, как только она стала мешать.

Итак, она твердо решила, что никогда больше не будет верить мужчине. И уж конечно не собиралась доверяться Чжэн И. С другой стороны… он, конечно, уступал в росте Баррингтону, однако превосходил статью всех других виденных ею китайцев. И он заберет ее из дома Лу Шань, где ей приходилось выполнять тяжелую и нудную работу, освободит от самой ненавистной Лу Шань. Может быть, она и приходилась ей теткой, но именно эта ведьма заставила Сао избавиться от ребенка. Это было, бедою само по себе, а воспоминание о мяснике, которого вызвала Лу Шань, чтобы вычистить плод, заставляло ее содрогаться от ужаса. По всем законам вселенной теперь ее должна была ждать удача, и кто знает, не принесет ли ее хотя бы вот этот «цзянхукэ».

— Скажи мне, куда мы отправимся, — попросила она.

— На поиски Белых Лотосов, — ответил Чжэн И.

— Не нравится мне это, господин Баррингтон, — заявил капитан Петерсен. — И чем дальше, тем больше не нравится.

Он повторял это с завидным постоянством последние три дня, в течение которых бригантина «Альцеста» пробивалась против все время усиливающегося северо-восточного ветра.

— Как они называют сильные штормы, которые случаются в этих краях? — спросил капитан, всматриваясь во вздымающиеся навстречу огромные серые валы, гребни которых бриз рвал в белые клочья. Со взятыми рифами «Альцеста» одолевала волны довольно легко, она взлетала вверх по склонам и ухала вниз в туче брызг, ее шпангоуты постанывали — но не больше обычного. Однако маленький рыжебородый капитан, сутулый, с быстрыми движениями, был далек от благодушия.

— Они называют их тайфунами, — ответил Роберт Баррингтон. — Но сейчас не время для таких штормов.

— Надо нам было войти в Жемчужную, — ворчал Петерсен. — Или, куда ни шло, в Макао. Несемся как угорелые невесть куда…

Роберт вздохнул. В последние дни Петерсен не раз заводил этот разговор, хотя прекрасно знал, что они не вошли в устье Жемчужной или не бросили якорь в Макао для того, чтобы никто не пронюхал об их замысле.

К сожалению, Джошуа Петерсен не обладал ни целеустремленностью, которую Роберт хотел бы в нем видеть, ни подходящим кораблем: эта узенькая скорлупка с ее двенадцатью пушками и тесными каютами совсем не напоминала огромный 64-пушечный остиндец, который Ван Луцин так нахваливал своему господину. Однако из всех судовладельцев, с кем встречался Роберт и кому сулил несметные богатства, лишь Петерсен рискнул навлечь на себя гнев маньчжуров.