Восход луны

— Не ваша дочь пылью покрывается… Да будет угодно аллаху, чтобы она встретила свое счастье, — Шаукат пытался смягчить хозяйку, — под седьмым слоем пыли оказался обычай брать калым за невесту.

— А ты, стало быть, желаешь, чтобы невест даром отдавали? Но ведь с тем, что даром дается, и расстаться легко. Шарта, если хочешь знать, — узда для молодых людей. Не взнуздай вас шартой, неизвестно, сколько судеб вы загубите!

— Но посуди сама, Салуа: зачем грабить семью, а потом в нее отдавать свою дочь? Мы, конечно, тоже за то, чтобы девушка не засиживалась…

Омар решил положить конец спору:

— Моя дочь не засидится. Жених не сегодня-завтра пришлет посредников. И о шарте сговорились. Слава богу, торговаться не пришлось — сколько назвал, столько и дает.

Салуа заволновалась еще сильнее и решила помочь мужу поставить молодых нахалов на место, Она затараторила:

— Это моя-то дочь покроется семью слоями пыли? Уберегла я ее от кипятка, от огня и увечья — уберегу и от пыли. Ладонь любимого снимет с ее лица… — Салуа запнулась, не зная, что именно должен снять любимый с лица Фариды…

Шаукат воспользовался минутным молчанием:

— Родители дорогие, никто не отнимает у вас вашей Фариды. Но посмотрите вокруг. Вы же лучше нас знаете, у кого в деревне дочери, у кого сыновья. Пересчитайте…

Абд Ур-Разак вежливо перебил его:

— Шаукат, не надо всех. Подсчитайте, сколько старых дев в деревне. Им давно пора иметь свою семью, а они все ждут, глаза проглядели. Разве не было у них женихов? Были! Шарта сделала свое черное дело, ибо не каждому она под силу. Так эти девушки и остались одинокими. Теперь их даром не возьмут: прошла их молодость, увяла красота.

— Вот именно, — продолжал Шаукат. — Посмотрите на тутовые ягоды. Созреют — и падают, тут их уже только куры подбирают. Вовремя надо снимать плоды с дерева.

— По-вашему, значит, моя дочь, как тутовая ягода, лежит на земле? — Салуа зашлась от гнева: — Как вы смеете так говорить о моем цветочке! От его благоухания пчелки потеряли покой…

— Оставьте нас. Я больной человек. — Омар закашлял, держась за бок. Он был бледен, худ и в самом деле говорил с трудом. — Что с того, что в деревне полно старых дев? Так угодно аллаху. А палестинским девушкам хуже всех. Они не мужей — родины своей лишены, Мы-то здесь чужие, наши земли прибрали к рукам оккупанты, да отсохнут у них эти руки!

Видя, что его слова произвели впечатление на парней, Омар решительно заявил:

— Не подпишу я никакой декларации. Не под-пи-шу! И позвольте мне жить по законам моих предков!

Шаукат встал, собираясь уходить.

— Мне жаль Фариду. Красивая, умная девушка. Она была одной из лучших моих учениц, — тихо сказал он, не подозревая, что ученица напряженно внимает его словам.

— Почему жаль? Она что — обделена судьбой, нехороша, больная какая-нибудь? — Салуа готова была теперь вцепиться в горло Шаукату.

— Никто на ней не женится, — со свойственной ему прямотой отрезал Абд Ур-Разак. — Богачей не так-то много. — Он сказал это громко, чтобы слышала Фарида, которая конечно же сидит, где-то поблизости, ловит каждое их слово. — Вам будет приятно, если она останется старой девой?.

— Старой девой? Фарида? — Салуа не помнила себя. — Вы ж слышали — городской жених к ней сватается. Из хорошей семьи. С достатком. Знаете пословицу — кто пчел разводит, у того пальцы в меду?

— Знаем. Сыт ли, однако, будешь, облизав чужие пальцы? — Абд Ур-Разак хотел по-больней уязвить женщину.

Пока во дворе бранились, Фарида в ужасе успела припомнить несколько старых дев в деревне. Иные когда-то слыли красавицами. Приезжали посредники из других деревень, шел слух: сговорились, назначена свадьба; потом узнавали, что дело расстроилось. Снова по сарифу ходили толки — уже о другом женихе, потом о третьем… И все потому, что не сошлись в цене.

— Может, и не состоится ее свадьба! — спокойно сказал Шаукат, будто провидел судьбу Фариды. — Вот. Читай третий пункт декларации: «Если родители будут требовать свыше четырехсот бумажек шарты, ни один парень, будь он из бедной или богатой семьи, не должен просить руки их дочери».

— И не надо! У вас зять из других мест! Он вашу декларацию и читать не станет, — с достоинством ответил было Омар и выпрямился, но вдруг почувствовал, как стрельнуло в пояснице, и согнулся от боли.

Салуа поняла, что пора ей наконец обуздать обнаглевших парней.

— Не думайте, что в город переедет только дочь. И нам там место найдется. Зять, пошли аллах ему процветания, не оставит нас без заботы.

— Да, да. Сдадим в аренду землю, сакию, дом — и в город.

Шаукат посмотрел на друга: хватит, мол, в ступе воду толочь. Тот молчал. Ему не хотелось покидать этот двор ни с чем. Не подпишет Омар декларации — об этом сегодня же узнают все. «Омар не подписал — не подпишу и я», — станут отвечать один за другим….