Восхождение

А за леди Херрд не беспокойтесь. Не вам мне объяснять – вы там наверху все знаете – что эту игру я начал по подсказке Валентина Костина, преследуя две цели: одну благородную, другую – не очень. Благородная – это женитьба Костина на вашей племяннице; а та, что не очень – разжиться деньжатами за счет вашей жены, вернее, вдовы. Дело с женитьбой продвигается семимильными шагами – и это прекрасно, потому что мужем Валька будет хорошим и наследством распорядится умно, достойно и прибыльно. Я же, как это ни покажется странным, к леди Херрд отношусь все лучше и лучше. Да и она раскрывается все новыми гранями: видимо, из-за вашей болезни она была несколько зажата и не позволяла себе быть самой собой.

И все-таки две занозы не дают мне покоя. Первая – таинственный план Костина, которым он меня основательно заинтриговал. Вторая – что будет, когда леди Херрд узнает о моем липовом баронстве. Чует мое сердце, что тогда мне ничего не останется, как заняться первой занозой», – подвел итог Борька, плеснул себе коньяка и выпил за грядущие успехи.

Глава Х

Из церкви леди Херрд вернулась умиротворенной и, как показалось Скосыреву, какой-то просветленной.

– Как дела? – спросила она с порога. – Осилил ли ты записи Чарльза?

– Осилил, – вздохнул Борька. – Их бы опубликовать, а то ведь о его размышлениях так никто и не узнает.

– Ты думаешь, они того стоят?

– Безусловно! Уж если я, прошедший две войны, открыл для себя много нового, то что говорить о тех, кто не сидел в окопах. И вообще…Ты знаешь, – задумчиво продолжал Борька, – мне кажется, что полковник Херрд был очень интересным человеком. Должно быть, ты была с ним счастлива и всех знакомых мужчин невольно сравниваешь со своим Чарльзом. Я не прав? – без тени лукавства спросил Борька.

– Мой дорогой барон, – игриво растрепала его прическу леди Херрд, – счастье – оно ведь бывает разное, особенно женское. Жить подле умного человека и набираться от него ума-разума – это, конечно, счастье. Но когда на его фоне ты ежеминутно чувствуешь себя дурой, то это как-то не радует. Жить все время с прямой спиной и бояться ляпнуть глупость, поверь мне, это выматывает. Иногда так хочется не посмеяться, а похохотать, не скушать омара, а, извини, сожрать, обсуждать не результаты поименного голосования в палате лордов, а перемыть косточки их женам, но это неприлично, этого себе позволить нельзя, – сняла наконец свою траурную шляпку леди Херрд.

Тем временем Борька достал бутылку коньяка, плеснул понемногу в рюмки, сказал:

– Помянуть-то надо. – И они, не чокаясь, выпили до дна.

– Может, я действительно дура, а может, мешало мое железнодорожное происхождение, – забравшись с ногами в кресло, продолжала леди Херрд, – но, честное слово, порой я готова была сорваться с места и удрать куда-нибудь в Индию или Африку, туда, где жизнь попроще и где я могла бы учить ребятишек грамоте, а их родители считали бы меня самым уважаемым человеком в своей деревне. Но на руках был больной Чарльз, так что ни о каком побеге не могло быть и речи. К тому же постепенно я ко всему привыкла, втянулась в тот образ жизни, который был принят в нашем окружении, и даже чувствовала себя счастливой. Особенно остро я это поняла, когда не стало Чарльза. Только тогда до меня дошло, с каким редкостным человеком жила все эти годы. И, ты прав, всех мужчин я невольно сравнивала с Чарльзом, само собой разумеется, не в их пользу.

– А что я говорил! – чуть ли не торжествующе воскликнул Борька и снова наполнил рюмки.

– Так было до тех пор, – теперь уже чокнувшись, осушили они рюмки, – пока на моем пути не встретился один русский офицер, – шаловливо продолжала она. – Он не только аристократичен, умен и благороден, но и просто неотразимый мужчина. Разве можно было в него не влюбиться?! Вот я и влюбилась. Я даже рассказала об этом Чарльзу, – понизив голос, продолжала она. – Ты знаешь, в той церкви я сегодня была одна, совершенно одна. Вначале было жутковато, но потом я освоилась, и мне даже стали чудиться какие-то голоса. Я-то ведь с Чарльзом разговаривала молча, так что эхо возникнуть не могло, но, ручаюсь тебе, голоса были.

Голоса Чарльза я в этом хоре не различила, но то, что хор звучал слаженно и ликующе-радостно, навело на мысль, что Чарльз меня не только услышал, но и одобрил нынешний образ моей жизни.

Потом она попросила барона наклониться поближе и заговорщическим шепотом произнесла ему в самое ухо:

– Он даже одобрил мое решение отдать нашу приемную дочь за капитана Костина.

– Ура-а! – подпрыгнул чуть ли не самого потолка Борька.

Потом он подхватил свою Ламорес на руки и закружил ее по комнате.

– Ай да Чарльз, ай да молодец! – приговаривал он. – Я чувствовал, нет, я знал, что Валентин ему понравится!