Начал Маркин с биографии Франко. Ему очень хотелось понять, как такие неприметные люди, как Франко, Гитлер и Муссолини, к тому же не имеющие не то что семи, а и одной пяди во лбу, становятся фюрерами, дуче и каудильо. Почему за каким-нибудь ефрейтором или страдающим комплексом коротышки Наполеона, выходцем из так называемого среднего класса идут миллионы простых людей, и не только простых, но и по-настоящему великих? Ведь сказал же Сальвадор Дали о Франко вошедшие в историю слова: «Я пришел к выводу, что он святой».
– Ничего себе святой! – возмущался Маркин. – По уши в крови – и святой. Слепые они, что ли, все эти гении? А правая рука папы кардинал Бланко, он что, не в курсе того, сколько испанцев загубил Франко?! Конечно же, в курсе и тем не менее провозгласил на весь католический мир: «Господь явил безмерную милость, послав нам исключительного каудильо, и мы расцениваем это как дар, посланный провидением для воистину великих целей».
Так что же это за дар, который провидение послало гордым испанцам?
Этот, с позволения сказать, дар появился на свет в 1892 году в заштатном городке Эль-Ферроль, расположенном в северо-западной части Галисии. Единственной достопримечательностью Эль-Ферроля была небольшая военно-морская база, которая кормила все немногочисленное население города – другой работы просто не было. Служил в администрации базы и отец будущего каудильо, а до него и дед.
Когда Маркин наткнулся на публикацию о том, что дед, который служил по финансовой части и которого частенько видели неподалеку от синагоги, настоял на том, чтобы его внуку дали имя Франциско Франко Баамонте, то подпрыгнул чуть ли не до потолка.
– Ничего себе, фортель! – изумился он. – Ведь Франко и Баамонте в Испании самые распространенные еврейские фамилии, ну, как, скажем, в России Рабинович или Абрамович. Неужели Франко еврей? Тогда как же с ним общается Гитлер, который евреев на дух не переносит? Нет, не может быть, – уговаривал он сам себя. – Франко не может быть евреем по определению, за евреем католики ни за что бы не пошли. Да? – остановил он сам себя. – Тогда почему в православной России христиане пошли за евреем Троцким и на четверть евреем Лениным?
А может быть, Франко выкрест, может быть, он принял христианство и стал примерным католиком? Тогда почему не изменил фамилию? Ведь в России многие Рабиновичи и Абрамовичи, которые перешли в христианство, взяли русские фамилии.
Не исключен и другой вариант: для окружающих он стал католиком, а в душе как был, так и остался иудеем. Не зря же умные люди говорят: пострадать, а потом подняться на вершину – для иудея первое дело. А ведь в Средние века в Испании им досталось по первое число: массовая резня и бесчисленные погромы были обычным делом.
И при всем при том, как тут не вспомнить историю испанского короля того времени, который в беседе со своим министром финансов, а им был еврей, спросил: «Открой мне, старик, загадку вашего племени. Вас бьют, уничтожают, гонят вон, а вы, безропотно все это принимая, каким-то странным образом поднимаетесь с колен и добираетесь не только до больших денег, но и до власти. Вот ты, например, не только министр финансов, но и чуть ли не мой тесть: ведь твоя дочь – моя официальная фаворитка, и именно с ней я появляюсь на всевозможных балах, пирах и приемах. Как это случилось? Неужели в королевстве нет ни одной достойной меня испанки? Неужели в Испании не найдется какого-нибудь идальго, который бы умел считать деньги?»
И вот что ответил старик. «Мы, как обезьяны, – сказал он. – Многие века нас сбрасывают с деревьев, но всех не сбросить. Хотя бы одна, да останется, и, цепляясь за ее хвост, мы снова поднимаемся к вершинам».
– Значит, все дело во взаимовыручке, – сделал вывод Маркин, – в умении подставлять плечо и не завидовать успехам соседа, а радоваться его удачам. Нам бы так, русским-то, – крякнул он от досады, – а то ведь в поговорку вошло совсем другое: самая большая радость для русского мужика, когда до него доходит весть, что у соседа сдохла корова или сгорела хата. Так, ладно, – достал он очередную подшивку газет, – займемся-ка лучше нашим Франциско. О чем он тогда мечтал, к чему стремился?
Оказывается, юный Франциско, который из-за своей болезненности и худобы имел прозвище «спичечка», мечтал стать моряком и даже пытался поступить во Флотский колледж, но с треском провалил экзамены. Иной карьеры, кроме военной, он для себя не представлял, поэтому в четырнадцатилетнем возрасте отправился в Толедо, где располагалось Военно-пехотное училище. Поступил он в училище без проблем, но лиха хлебнул сверх всякой меры. То, что позже стали называть дедовщиной, в училище не то что процветало, а было нормой жизни. Кадеты старших курсов издевались над новичками и унижали их, если так можно выразиться, по полной программе. Но больше всех доставалось низкорослому и худому, как щепка, Франциско: он даже не мог упражняться с обыкновенной винтовкой, и ради него пришлось изуродовать добротный карабин, укоротив ствол на целых пятнадцать сантиметров.