Фенг был крайне притязательным учителем. Когда речь заходила о древних чародейских легендах, его глаза загорались одухотворённым пламенем, по мнению Евы, несколько пугающим. Было ясно, что изучение истории рыжеволосый мужчина любил так же сильно, как сражения и выпивку. Фенг, как оказалось, был жутким пьяницей, чьё состояние за день менялось от излишне весёлого и панибратского до изнеможённого жуткой головной болью.
Откуда же он брал выпивку? Фенг всегда носил с собой огромную деревянную кружку, похожую скорее на маленькую бочку, которая на самом деле была чародейским артефактом. Стоило лишь пожелать, и она наполнялась любым спиртным напитком высочайшего качества.
Впрочем, будучи хоть вусмерть пьяным, Фенг никогда не терял своей страсти к историческим книгам. Когда речь заходила о легендах, его сознание прояснялось до такой степени, что он был готов сам в деталях поведать, как можно было бы избежать всех чародейских конфликтов, начиная от простых потасовок в какой-нибудь захолустной забегаловке и заканчивая такими масштабными противостояниями, как многовековая война «зелёных» и «звериных» друидов.
Если же речь заходила о легендах, связанных с последним упомянутым конфликтом, то Фенг преображался. Его голос становился гулок и грозен, а глаза начинали метать искры. Потрясая кулаком, рыжеволосый мужчина негодующим голосом в мельчайших подробностях описывал грехи каждого хоть сколько-либо известного участника конфликта и заявлял, что на его месте ни за что бы не допустил столь глупых ошибок. Фенг был ярым противником войны между «зелёными» и «звериными» друидами, и не симпатизировал ни одной из сторон.
«…Пускай «звериные» друиды и были зачинщиками конфликта, но «зелёные» множество раз могли его прекратить. Если бы не их гордость, доходящая до абсурда, в особенности заносчивость их самопровозглашённой Королевы, война могла бы закончиться много веков назад!..»
Улыбнувшись при мысли о Фенге, красноречиво и воодушевлённо критикующем героев древних легенд, Всеволод бросил прощальный взгляд на водоём и направился в сторону поселения.
Крыши хижин деревни были скрыты за раскидистыми кронами тропических деревьев, оплетённых разнообразными лианами и покрытых мягкими моховыми подушками и колкими веточками лишайников. Бревенчатые стены хижин ещё не показались из-за стволов деревьев, как Всеволод услышал, что его кто-то окрикнул. Остановившись, он обернулся и заметил стоящего неподалёку Кадира.
-Уже проснулся? – голос смуглокожего мужчины был как всегда невозмутим, а взгляд – холоден и суров.
-Ага, - кивнул парень. – Сегодня, как всегда, наловить рыбы?
-Мы будем благодарны, - лаконично ответил Кадир. – Я вместе с частью воинов сегодня ухожу патрулировать коридоры. Пожалуйста, помоги тем, кто останется в деревне, нарубить дров для костра.
-Конечно! – улыбнулся Всеволод.
-Тогда иди, - сказал мужчина. – Всё сделаешь – можешь забрать сорок монет вместо обычных двадцати.
-Спасибо! – парень махнул Кадиру рукой на прощание и продолжил свой путь в сторону деревни.
Медные монеты были местной валютой. На самом деле они являлись обычными небольшими шестерёнками, оставшимися от поверженных муравьёв. Со временем медь портилась, покрываясь зелёным налётом. От таких монет избавлялись и заменяли на новые, добытые воинами во время патрулирования коридоров.
Жители деревни обладали в общем примерно тысячью монет, и их круговорот никогда не превращался. Монеты тратились на еду и прочие услуги вроде помощи в восстановлении повреждённой после сильного ночного дождя крыши, а получались за выполнение разного рода полезных работ.
Большей частью монет обладал староста деревни, которым являлся на данный момент Кадир. Староста обязан был следить за круговоротом монет и честностью сделок. Впрочем, в столь небольшой общине случаев грабежа или вымогательства денег попросту не могло быть – преступник находился практически сразу же. А наказание за подобного рода деятельность было суровым – изгнание из деревни, что было практически равнозначно смертному приговору.
Так что за исключением особых случаев выполнившие общественно полезные работы жители поселения могли просто зайти в хижину Кадира и забрать из большого деревянного сундука, всегда открытого, необходимое число монет-шестерёнок.
Всеволоду было по душе местное сообщество, построенное на всеобщем доверии. Если бы не законы поселения, запрещающие даже думать о попытке покинуть этаж, а также постоянный страх перед вторжением механических чудовищ, парень мог бы с уверенностью заявить, что жители деревни существуют в настоящей утопии.
Деревья расступились, и Всеволод вышел на поляну, где располагалась деревня. Сейчас, в столь ранний час, большинство жителей поселения всё ещё спали. Несмотря на это, несколько воинов, скорее всего, не спавших всю ночь, неподвижно стояли около костра в центре деревни, время от времени оглядываясь по сторонам. Парень уже успел познакомиться со всеми жителями деревни – и с теми, кто в данный момент защищал сон своих соплеменников.