Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Определенно сказать ничего не могу. Витте, как и следует живому, умному и чуткому человеку, понял, что мы добьемся принятия панно Врубеля на выставку, главное, что мы правы, а потому с большой заинтересованностью включился в эту борьбу. Он каждый день спрашивал меня о том, работаете ли вы над окончанием панно Врубеля, а недавно категорически заявил: когда получит от меня телеграмму, что панно закончено, доложит немедленно кому следует и добьется приказания поставить панно на место. Это было сказано решительно и твердо, и у меня нет никакого сомнения, что так и будет. Возвращайся в Москву и приступай к завершению работы. Михаил Александрович один не справится.

— Вы ведь просили Василия Дмитриевича Поленова помочь нам в завершении работы, а то мы не успеем…

— Да, Василий Дмитриевич согласился помочь. Он прислал мне такое хорошее письмо. Так оно благодатно подействовало на меня, просто воскресило… Расхвалил наш Северный павильон, твои фрески назвал чуть ли не самыми живыми и талантливыми на выставке… Вот настоящий большой художник с той широтой и с тем святым огнем, которые делают людей счастливыми и ставят их неизмеримо выше ординара.

— Что-то вы, Савва Иванович, расчувствовались, — улыбнулся Коровин.

— Стар становлюсь, Костенька. То здесь болит, то там, но мы не должны забывать, что пересуды, дрязги и всякие уличные счеты ничтожны перед святым искусством. Ему надо служить до конца дней с восторгом и радостью. В этом и удовольствие находишь. То Врубеля защитишь, то Шаляпина вытащишь… Поезжай, Костенька, заканчивай панно Врубеля. Поленов тебе поможет.

— Да, скоро поеду… Только кое-что доделаю в павильоне.

Глава третья

Первая репетиция в театре

Через несколько дней начались репетиции оперы «Жизнь за царя», которой должны были открываться спектакли в новом городском театре. Все участники спектакля понимали ответственность первого выступления и потому приступили к работе с увлечением.

Савва Иванович хорошо знал, что в его труппе почти все артисты участвовали в постановках этой оперы, но все-таки решил подробно рассказать о ней и той роли, которую она сыграла в становлении русской музыки и вообще русского искусства.

— Дорогие друзья! Нам предстоит большая работа… Мы начинаем гастроли здесь оперой Глинки… Все вы знаете, что самое трудное в этой опере — хорошо сыграть роли русских людей. Все кажется просто и понятно, но редко получаются живыми простые оперные герои. Мало кому удается проникнуть в мир вот этих самых простых и таких понятных чувств. Да и вся опера чересчур кажется простой, но это обманчивая простота. Вот смотрите… С одной стороны, великорусское село, мир в сборе, мужики толкуют об общей беде… Хоровые унылые песни, скромный крестьянский быт, навевающий грустные мысли. И одновременно возникает уверенность, что именно эти мужички постоят за свою землю, не пожалеют своих жизней ради спасения Отечества своего. А с другой стороны — польская ставка, бравурное веселье, ладные уланы несутся в мазурке, много шума и торжества, гремят шпоры, стучат каблуки, все торжествуют и кажутся непобедимыми… — Мамонтов говорил увлеченно, его глаза горели, и мысленно он был как бы в семнадцатом веке. — И вот перед вами всеми одна задача: не впасть в примитивное толкование этой простоты… Все кажется просто, а на самом деле эту простоту играть куда труднее… Глинка, приступая к опере, чувствовал большую разницу между нашей простотой и простотой итальянцев… Одни выросли под благодатным солнцем юга, другие закалялись под суровыми зимними ветрами. И мы, жители севера, чувствуем иначе, нас что-то вовсе не трогает, а что-то глубоко западает в наши души… Глинка говорил, что у нас или неистовая веселость, или горькие слезы. И любовь у нас действительно соединена с грустью…

Федор видел, как внимательно слушают Мамонтова опытные Клавдия Нума-Соколова, Кутузова-Зеленая, тенор Михаил Сикачинский, Михаил Малинин, друг и помощник Саввы Ивановича, Василий Карелин, артист Мариинского театра. И сам боялся пропустить хоть одно слово Мамонтова.

— Главное — не впадайте в ложную патетику… Ложная патетика, пустая риторика — хуже всего… Естественность и простота — вот чего добивайтесь, играя свои роли… Конечно, великая идея положена в основу оперы: любовь к Родине и готовность отдать за нее жизнь. Образ России и русской природы — важнейшие в опере, и нужно донести эти идеи и эти образы до слушателей. Сусанин, Сабинин, Антонида, Ваня и другие характеры олицетворяют русский народ, великий и прекрасный в своей борьбе за свободу и независимость… Здесь раскрыты судьбы народа и государства Российского… И впервые любовная интрига в драматургии оперы не играет главенствующей роли, а является как бы второстепенной… В центре развития событий — Иван Сусанин, человек высокого благородства, мужества и нравственной чистоты, героический человек… Легко впасть в идеализацию этого человеческого характера, сделать его этаким величественным монументом, этакой ходячей статуей. Играть его нужно простым и нормальным человеком…