Восхождение, или Жизнь Шаляпина

К тому же его не покидали мысли об Иоле. Он все время вспоминал ее, забавную, смешливую, энергичную, умную, толковую, умеющую и здраво рассуждать, и тонко мыслить о таких вещах, которые как-то проходили мимо сознания Федора. Ее красивое лицо и изящная фигура часто виделись Федору… Он чувствовал, что полюбил ее. Жизнь у нее тоже была нелегкой, правда, по другим, нежели у него, причинам… Она много рассказывала ему о себе. В шестнадцать лет она уже была примой в театре Сан-Карло ди Наполи. Иола доказала, что вполне может заменить свою мать, рано покинувшую сцену из-за травмы ноги. Нашел Иолу Мамонтов, мечтавший создать свой балет. Он повсюду искал артистов, бывал в театрах, заходил за кулисы, разговаривал, советовался. Итальянцев он обожал. Как-то в Венеции он прочел, что в ближайший вечер в театре Фениче пойдет «Коппелия», и решил посмотреть. Главную партию танцевала Иола. Она ему очень понравилась. Савва Иванович познакомился с ней и предложил контракт в России. Сначала она отказалась: у нее уже был контракт с одним из французских театров, но Мамонтов уговорил ее отказаться от этого контракта, заплатил неустойку, предложил контракт на полгода по восемьсот рублей в месяц… Ну, конечно, от такого жалованья не отказываются, и Иола согласилась… Уж на что он, Федор Шаляпин, мало интересовался балетом, но и он понял, что Иола — чудесная балерина. Молодец Мамонтов, что привез ее в Россию… А то как бы Федор встретился с ней? Без Иолы он уже не мог себе представить свою жизнь… Рассказывала ему Иола и о своей жизни в Италии. Отец ее был сицилийцем знатного происхождения по фамилии Ла Прести. Он влюбился в будущую мать Иолы, хотел жениться на ней, но его родители-аристократы пригрозили лишить его наследства, если он женится на балерине… Он все-таки решился, но вскоре умер… Так что она выросла без отца… А мать ее повредила ногу в самом расцвете своей артистической карьеры… Иола взяла фамилию матери как псевдоним…

Да, пожалуй, действительно он уже не может жить без Иолы Торнаги. Так прочь сомнения! В Москву, в Москву!!!

Часть третья

Признание

Глава первая

Московские встречи

Как хорошо стало у Федора на душе, когда наконец-то он решил переехать в Москву… Словно тяжелая ноша спала с плеч. Неопределенность давила его, мучила, не давала покоя… А теперь ему казалось, что перед ним открывается все самое лучшее. Мамонтов взял на себя неустойку за первый год — 3600 рублей; вторую половину неустойки Федор должен заплатить через год сам. При таком жалованье, которое положил ему Мамонтов, это не так уж обременительно. Главное, что здесь, в Москве, все по-другому…

Москва была совершенно не похожа на Петербург. Здесь все иное, начиная с внешнего вида и кончая отношениями между людьми. И люди казались Шаляпину другими. Да и сам он уже не раз замечал, что в такой атмосфере становится другим, более открытым, откровенным. Шаляпин никак не мог привыкнуть к строгости петербургских улиц; широкие, прямые, они производили впечатление некой парадности, и казалось, сам он, выходя на них, поневоле становился каким-то строгим. Да и все было там странным: днем горело электричество, а летней ночью, как днем, висело яркое солнце. Все в Петербурге было чуждо и непонятно ему. И потому он часто вспоминал волжские просторы, залитые солнцем берега, поля. Даже Тифлис ему поначалу был дороже и ближе, чем эта странная красота северной столицы. Он прекрасно знал, что Гоголь любил бродить по Невскому проспекту, что Пушкин и Достоевский воспевали величие и неповторимость Петербурга, немало посвятили ему своих страниц. И он нигде не высказывался, что Петербург ему не по душе. И он любил бродить по Невскому, выделяясь своей высокой и стройной фигурой среди гуляющих. Часто бывал на Дворцовой площади, любовался Александровской колонной с ангелом… Эрмитаж с гигантами кариатидами, Канавка, Мойка, золотые шпили, «адмиралтейская игла», о которой упоминал Пушкин, шпиль Петропавловской крепости, шпиль Инженерного замка, где зверски убили императора Павла…

Шаляпин бродил по набережным. Здесь кипела бурная жизнь: катили роскошные экипажи, в них важно восседали придворные чины, гвардейцы, томные дамы в дорогих соболях. Все это куда-то мчалось, торопилось, спешило… За зеркальными стеклами дворцов, подъезды которых были застланы дорогими коврами, слышалась бальная музыка, в вихре танцев кружились прекрасные женщины с важными партнерами. Около этих зимних подъездов долгими часами вышагивали кучера, полицейские, охранявшие покой богатой публики…