Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Долго сидел Шаляпин в день спектакля в своей уборной, подбирая подходящий грим к новому костюму, к новому образу Мефистофеля, который возникал в его воображении. Почему он должен играть стандартного Мефистофеля? Он должен создать самостоятельный образ. Он молод, пластичен и должен быть свободным в своих движениях… Ничего искусственного, вымученного, никаких фальшивых жестов. Мефистофель должен быть ровесником юного Фауста, повесой, только и всего, и одновременно воплощением неотвратимого зла, кажущегося непобедимым и вечным.

Взглянув на себя в зеркало, Шаляпин остался доволен, видя, что облик его соответствует тому, что он задумал.

На сцене он чувствовал себя необычно легко и просто, передвигался свободно, играл и сам радовался тому, что все у него на этот раз получается правдиво и естественно.

На следующий день, отмечая огромный успех спектакля, рецензент «Московских ведомостей» писал: «Вчерашний Мефистофель в изображении Шаляпина, может быть, был несовершенным, но, во всяком случае, настолько интересным, что я впредь не пропущу ни одного спектакля с участием этого артиста». Рецензия была серьезной, доказательной, искренней. Шаляпин понял, что пришло то, к чему он уже столько лет стремился: признание.

Мамонтов встретил его особенно дружески, сказав:

— Феденька, вы можете делать в этом театре все, что хотите! Если вам нужны костюмы, скажите — и будут костюмы. Если нужно поставить новую оперу, поставим оперу!

— Спасибо, Савва Иванович! Я сейчас чувствую такие силы, что, кажется, дай мне точку опоры, земной шар подниму…

— Сева, мой сын, передавал мне отзыв известного скандинавского художника Андерса Цорна о вашем, Феденька, Мефистофеле… Сын вчера сидел рядом с ним в ложе и видел, какое потрясающее впечатление вы произвели на Цорна своим Мефистофелем. «Такого артиста и в Европе нет! Это что-то невиданное! Подобного Мефистофеля мне не приходилось видеть!» Я должен вам, Феденька, сказать, что от вашего вчерашнего Мефистофеля и мне порой становилось жутко. Интересный костюм, оригинальный грим… А то, что вы показали Мефистофеля блондином, произвело особое впечатление… Большое наслаждение вы доставили вчера, все об этом и говорят. Только не зазнавайтесь, Феденька, много еще предстоит работы впереди.

Но Шаляпин и сам понимал, что работа лишь началась.

…Шаляпина стали повсюду приглашать, и он редко отказывался от встреч. Вскоре Шаляпин уже со многими московскими артистами и художниками был знаком, частенько бывал у них дома.

Бывал и у Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник.

Татьяна Львовна была моложе Шаляпина всего лишь на один год, но она давно уже вошла в жизнь театральной Москвы, играла на сцене Малого театра, где некогда ее дед, Михаил Щепкин, поражал своими художественными открытиями; написала несколько одноактных пьес, которые с успехом шли в различных театрах России, и, став материально независимой от отца, киевского адвоката, начала устраивать у себя вечера, на которых иногда бывало до шестидесяти человек. Когда приглашала к себе гостя впервые, всегда гордилась своим чисто московским адресом:

— Божедомка, дом Полюбимова, что против большой ивы.

Здесь бывали Антон Павлович Чехов с сестрой Марией, режиссеры и артисты Малого театра, журналисты и писатели. Иногда запросто заходил сюда дядя Гиляй; вся Москва под этим именем знала известного писателя и журналиста Гиляровского. Чаще всего Гиляровского можно было встретить здесь, когда тут бывала артистка Роксанова…

Шаляпин пришел в «дом Полюбимова» раньше других. Ему открыли дверь и провели в гостиную, где и просили подождать.

Шаляпин прошелся по большой, хорошо и уютно обстав ленной комнате и, увидев кресло, спокойно уселся, дожидаясь хозяйку.

Татьяна Львовна не замедлила появиться. Молодая, веселая, она располагала к себе.

— А вы знаете, в каком кресле сидите? — усмехнулась она.

При ее появлении Шаляпин, конечно, встал, а при ее словах невольно оглянулся на кресло, в котором только что так покойно сидел.

— А что такое? — неуверенно спросил он.

— Это некрасовское кресло, оно принадлежало самому Некрасову. Он проводил в нем последние годы своей жизни…

— А как же оно очутилось у вас?

— О! Это длинная история… Как-нибудь я вам расскажу ее, а сейчас я хочу узнать, как там справляются мои помощники на кухне…

— А можно мне пока поиграть? — спросил Шаляпин, нетерпеливо поглядывая на рояль.

— Конечно, прошу вас. А может быть, потом, когда соберутся гости?..

— Нет, нет, я просто хочу подумать за роялем, что-нибудь наиграть.

— Тогда я не буду стеснять вас…

Татьяна Львовна ушла, а Шаляпин подсел к роялю и стал наигрывать. В коридоре раздались голоса — Татьяны Львовны и густой незнакомый бас с украинским акцентом.

— Владимир Алексеевич Гиляровский… Федор Иванович Шаляпин, — познакомила Татьяна Львовна мужчин.