Восхождение, или Жизнь Шаляпина

В обычных оперных спектаклях массовые сцены всегда статичны: хор, повернувшись лицом к публике и дирижеру, внимательно следит за дирижерской палочкой, ожидая сигнала, когда вступать тем или иным группам хора. Получается все точно в музыкальном отношении, но скучно, безжизненно, «статуарно». Опера «Псковитянка», где большое внимание уделено народу, взрывала устоявшуюся давнюю традицию использования хора. Мамонтов уже не раз говорил, что его не удовлетворяет хор в «Русалке», «Кармен» и других операх. Но он ничего не мог поделать в Нижнем Новгороде, когда требовалось давать чуть ли не каждый день спектакль. Некогда было что-то менять в уже издавна сложившихся традициях. А тут наконец-то и перед ним как режиссером открывались невиданные возможности. И Шаляпин понял это, наблюдая репетицию этой сцены.

…Прибывает на площадь, заполненную псковичами, гонец. Толпа озабочена, но выражает свою озабоченность традиционно: весь хор повернут лицом к дирижеру и исполняет то, что ему положено по партитуре.

— Повернуть толпу так, чтобы она слушала и смотрела на гонца, а затем на Тучу! — раздраженно крикнул Савва Иванович.

Сделали так, как он повелел. Оказалось, что часть толпы-хора должна была стоять спиной к дирижеру.

— Позвольте, а как же они будут петь, не видя палочки капельмейстера? — раздался голос одного из музыкантов оркестра.

— Прошу всех повернуться спиной к рампе, — продолжал настаивать Мамонтов.

Все затихли, недоумевая. И в этой тишине раздался громкий голос в кулисе:

— Ну, Савва рехнулся: ему уже и дирижер мешает!

Хормейстер, итальянец Кавалини, подбежал к Мамонтову и произнес, задыхаясь от волнения:

— Что вы делаете! Хор не будет звучать! Вступления будут сбивчивы, пойдет вранье… Зачем вы это делаете?.. Все это глупости!..

Мамонтов не успел ответить, как из хора поддержали Кавалини:

— Напутаем, наврем… И что это за блажь лезет в голову?.. Непременно собьемся, наерундим. Мы привыкли петь, хорошо, видя дирижера, а теперь-то как? На затылке глаз нет!

Да и по всему видно было, что хористы недовольны новыми предложениями режиссера и нехотя двигаются по сцене, поворачиваясь спиной к залу.

Шаляпин посмотрел в этот миг на Мамонтова, разгоряченного, взволнованного, и подумал: «А ведь он прав! Толпа должна двигаться, жить».

Мамонтов резко повернулся в сторону сцены и сказал:

— Мне нужна толпа, движение в народе, стихия, а не хор певчих. Надо сделать сцену реальной, живой, выразительной! Выполняйте то, что я вам говорю! Хватит споров…

Мамонтов поднялся на сцену и сам распределил действия хористов. Одним предложил повернуться спиной к сцене и резко взмахивать руками, другим указал движения в определенные музыкальные моменты… И при повторении эпизода вся сцена ожила: толпа задвигалась, зашевелилась, и реплики уже зазвучали более убедительно и страстно. В хоре нашлись артисты, которым пришлась по душе идея Мамонтова, и они охотно «заиграли» в толпе.

Шаляпин был поражен переменами в этой сцене. Если раньше скучно было смотреть эту часть спектакля, настолько невыразительная была толпа, то сейчас стало очевидно, что здесь действует настоящая псковская вольница, собравшаяся на свое вече, оказавшееся последним не только в Пскове, но и вообще на Руси.

Шаляпин подошел к Мамонтову после того, как закончилась репетиция этой сцены, повторенной несколько раз.

— Савва Иванович! А ведь действительно стало лучше! Толпа стала похожа на людей самостоятельных, дерзких, вольных!

— Я заставлю их играть и петь одновременно… В иностранных операх нет подобных сцен. А здесь действует народ, выражает свое мнение, борется, сдается, что-то ломается в его представлении… Одни из них мужественны и смелы, а другие сломались, боятся, трусят за свои животы…

— Пожалуй, Савва Иванович, надо еще подумать и о гриме, и о костюмах для хористов. В толпе нужны характерные фигуры… Тогда она будет разнообразнее и живописнее.

— Вот-вот, Феденька! Сегодня же поговорю с Костенькой и Васнецовым, пусть подумают над этим… А вы готовы репетировать?

— Да оперу я знаю наизусть, но что-то не получается у меня… Я внимательно ее изучил, могу петь за каждого, но она теперь пугает меня, Савва Иванович. Боюсь провалиться. В ней все очень трудно, не по моим силам. Да и на публику, вероятно, не произведет никакого впечатления… В опере у меня нет ни арии, ни дуэта, ни трио, ничего, что было бы выигрышно.

— Ничего, ничего… Сам же просил поставить эту оперу. И здесь есть где развернуться твоему драматическому таланту. Роль Грозного исполнял сам знаменитый Петров в Мариинском… Правда, ничего не знаю о том, как он исполнял эту партию… Опера быстро сошла, особого значения не имела эта постановка… Интересным исполнителем роли Грозного был Мусоргский, но я его тоже не слышал. Рассказывал мне об этом Тертий Иванович Филиппов.

— Я не вижу Ивана Грозного, не улавливаю его характера… Произносить его слова произношу, вроде бы все верно, а чувствую: не то, не то…