Восхождение на Макалу

Но все это — идеализация. Новый смысл входит в такие понятия, как товарищество в связке, и веревка перестала быть его конкретным символом. Ныне веревка стала всего лишь инструментом или даже грузом, задерживающим подъем, но без нее, однако, невозможно решать проблемы восхождений, объективно опасных. Веревка уже не верный товарищ, а необходимое вспомогательное средство. Она уже не самые прочные узы, она — узы слабеющие и рвущиеся, хотя физически она куда прочнее прежних благодаря синтетическим материалам. Но ее легко рвет человеческое равнодушие — легче, чем вес падающего человеческого тела, и пахнет она уже не потом ладоней, которыми мы за нее держимся, не солнцем, и камнем, и снегом — она пахнет химическим запахом нейлона. И пускай сплетена она из бесконечного волокна, поставляемого современной макромолекулярной химией, — она утрачивает ту прочность, какой отличалась конопляная веревка, сплетенная из растительных волокон, которые разбухают от дождя и легко перетираются об острые камни. Зато та веревка пахла руками альпинистов и, можно сказать, — человеческой дружбой.

Если агрессивность, эта современная черта спорта, к которой мы продуманно подводим игроков спортивных игр и Участников различных состязаний, все возрастает и становится уже неизбежной для того, чтобы достичь вершин в спорте, то почему бы ей, в другой форме, не проникнуть и в сферу, когда-то столь исключительную, — в альпинизм?

Просто агрессивность приобретает тут иное выражение — в скорости, в беспощадности, в жестокости по отношению к окружающему, к себе и к другим. Агрессивность определяет и снаряжение спортсменов. Шлемы, прочные щитки, защитная одежда привычны теперь не только у хоккеистов, горнолыжников и участников соревнований на бурных реках, но и у восходителей на высокие горы, хотя здесь такая одежда играет, по видимости, пассивно-защитную роль. Однако все эти детали снаряжения повышают агрессивность человека по отношению к горе, к опасности, к природе. Силовая игра здесь еще не началась, но намеки на нее уже явственны. Такова огромная итальянская экспедиция на Эверест в 1973 году. И чем дальше, тем больше силовых приемов...

А радость? Нет больше радости от самого восхождения — теперь радуются лишь его результатам, эффектам, которые приносят признание общества, столь мимолетную славу — и материальные выгоды.

Из всех высочайших видов спорта альпинизм — самый высокий, хотя бы потому, что он приводит человека на самые высокие вершины нашей планеты. Каждая экспедиция всегда очень опасная игра. Выше восьми тысяч метров — совершенно иной, абсолютно иной мир. Ибо здесь действуют бесстрастные физические законы, которые через порог космоса постоянно влияют на нашу старую Землю.

В испанском лагере 3 лежит Михал — он из последних, кто еще борется.

Он занят прекрасным делом. Он — механик вертолета, летает над чудесной Словакией, над красивыми просторами Моравии и Чехии. Вот летит он над татранскими пиками, над гребнями и перевалами, спасает тех, кто в опасности. Но саму опасность он не чувствует. Как не осознает, что он и есть тот человек, который не поднялся на вершину, из последних остатков сил спустился из шестого в пятый лагерь, где сразу лег — и Лео прижал к его лицу кислородную маску. И это Михал принимает как нечто само собой разумеющееся.

В испанском лагере 3 Леош с Гонзой ухаживают за его изможденным телом — левая нога у Михала отекает. Капельное вливание разрежает кровь, и на следующий день Михал способен спускаться дальше. Спускается он медленно, очень медленно, левая нога болит и немеет, его поддерживают товарищи, он помогает себе лыжными палками. В базовом лагере его укладывают в палатку, где сложная система прозрачных трубок питает его тело влагой. В центре сплетения этих трубок, игл для внутривенного вливания и стеклянных сосудов с растворами лежит больной, не двигаясь, а нога его отекает и делается фиолетовой почти на глазах.

Лагерь свертывают, готовят тюки — их будет всего несколько десятков, — и то один, то другой, оставив на минутку работу, поднимает взор к Макалу. Не идет ли Карел...

Ходил среди них неторопливо, степенно, фотографировал, готовил пищу для товарищей. Ночами вкладывал таблетки в рот тем, кто кашлял, аккуратно ставил палатки на самых больших высотах, последним выходил из лагеря и последним возвращался. Осмотрительно поднимался и спускался по веревкам на ребре, и на крутом фирне, в снегу — и нередко осмотрительностью своей раздражал товарищей, но за все платил им своей трогательной о них заботой. Да ему и так все прощали, этому старому холостяку. Потому что он всегда был занят делом, убирал столовую, помогал врачам, к каждому походу наверх готовился с такой же тщательностью, как, бывало, к восхождениям в Татрах или на Кавказе — с той лишь разницей, что здесь, на Макалу, он ночью при свече чинил носилки для кислородных баллонов да шил по собственному проекту особые защитные прокладки для высокогорных ботинок.