Восьмое Небо

В отчаянной контратаке Алая Шельма попыталась пробиться к ведущей вниз лестнице, но мистер Роузберри, легко разгадав ее замысел в зачатке, решительно перечеркнул его, оттеснив ее вглубь зала, далеко от пути к спасению. Стиснув зубы, пятясь и отчаянно парируя, Алая Шельма приближалась к дальней стене, откуда оставалась лишь одна лестница — наверх. Дядюшка Крунч вспомнил здание «Восьмого Неба» сверху — плоская крыша с террасой, возвышающаяся футов на семьдесят от поверхности острова. Если мистер Роузберри загонит туда Ринриетту, выхода у нее не останется — только рыбам позволительно удерживаться в воздухе без помощи чар…

Это уже не было боем. Это было избиением, расчетливым, хладнокровным. И явным настолько, что это начала понимать даже сама капитанесса. Мистер Роузберри не просто громил ее, он наслаждался ее беспомощностью, уже не скрывая этого. Каждый свист его рапиры возвещал об очередном унижении, которое Ринриетта вынуждена была сносить, неумолимо пятясь. На ее лице уже красовалось не меньше полудюжины глубоких царапин, один рукав кителя висел, наполовину отпоротый, еще множество прорех зияло на предплечьях и полах. Очередной небрежный взмах рапиры отсек несколько прядей с ее лба, заставив Алую Шельму вскрикнуть и споткнуться. Но добивать ее мистер Роузберри не стал. Терпеливо ждал, пока она поднимется и возьмет в руки саблю.

— Быстрее! — скомандовал он, при этом из его голоса почти пропали женские нотки, а вот женская презрительность осталась, — И ты смеешь называть себя пиратом? Алой Шельмой? Как по мне, ты такое же недоразумение, как и твой дед!

Ринриетта бросилась в атаку, слепо размахивая саблей. И мгновенно поплатилась за это еще одной глубокой царапиной, легшей в трех четвертях дюйма от глаза. Ей удалось отступить, но следующий же контрвыпад противника едва не обрезал ей мочку уха. Если бы Дядюшка Крунч мог управлять своим телом, он заревел бы так, чтоб во всем здании «Восьмого Неба» обрушилась крыша. Но он оставался лишь бессильным зрителем, вынужденным наблюдать за величайшим позором Алой Шельмы.

Легко погибнуть в благородном бою от руки противника, который оказался сильнее тебя. Всякий пират рано или поздно этим и кончает. Но именно боя мистер Роузберри ей и не предлагал. Он откровенно насмехался над ней, демонстрируя ее беспомощность ей же самой. Даже в его ударах, молниеносных и отточенных с нечеловеческим расчетом, было презрение. Каждый его выпад был не столько ударом, сколько очередным доказательством ее слабости. И он не собирался давать ей милосердной смерти, понял Дядюшка Крунч с ужасом, он собирался закончить свою игру до конца. Сломать Ринриетту, раздробив то, что его в ней раздражало с самого начала — ее архаичную пиратскую самоуверенность, ее нелепую гордость, ее капитанское достоинство. И он добился своего. Темная медь ее глаз посветлела, но виной этому была не смена освещения, а выступившие слезы. Смешиваясь с кровью, предательская влага стекала вниз, образуя на лице грязно-алые разводы.

Она поняла свою участь.

Очередной удар мистера Роузберри выбил у нее из руки оружие, заставив саблю беспомощно задребезжать по полу. Но в этот раз Алая Шельма не нагнулась, чтоб ее поднять. Вздрогнув, она осталась стоять на месте, судорожно дыша и тщетно пытаясь вытереть лицо обрывком рукава.

— Хватит, — сказала она твердым, но дрогнувшим голосом, — Если хотите меня убить, так убейте. Становиться посмешищем я не желаю.

Мистер Роузберри скорбно вздохнул. Должно быть, он предвкушал еще несколько минут представления.

— Вы уже превратились в посмешище, милочка, — заметил он, опуская рапиру, — В тот самый миг, когда решили стать пиратом. Я лишь показал вам ваше место. Ну так что вы такое по сравнению с «Восьмым Небом»? Что такое ваши ветра по сравнению с тем, что может погасить все ветра, дующие в небе, с поступью цивилизации?

Алая Шельма уронила голову на грудь. Нет, понял Дядюшка Крунч, это уже не Алая Шельма. Это Ринриетта Уайлдбриз, девчонка в пиратской треуголке, хотевшая стать грозой небесного океана. Только треуголки у нее на голове уже не было.

— Закончим, — тихо попросила она.

В ее глазах больше не было потемневшей бронзы. Они казались пустыми, как две бреши в корабельной броне.

Мистер Роузберри улыбнулся и вновь поднял рапиру.

* * *

Дядюшка Крунч почти видел, как лезвие рапиры беззвучно входит в грудь Ринриетты, как на изрезанной алой ткани появляется крохотное влажное пятно. Но удара все не было. Мистер Роузберри занес рапиру для удара, но отчего-то остановился, словно что-то невидимое сдержало его руку. Еще одно издевательство перед смертью? Еще одна насмешка?

Но управляющий распорядитель не улыбался. Напротив, на его лице впервые за все время появилось выражение сосредоточенности.

— Что это значит? — спросил он в пустоту, — Ах, вот как… А почему ты позволил им отшвартоваться, «Барбатос»? Я думал, управление в твоих руках! Ах, вручную… Говоришь, какая-то девчонка превратила швартовочные концы в спагетти?