— Ты знаешь как, — презрительно сказала она. — Сколько Уайкофф тебе заплатил, чтобы ты это сказал, вот как это понимать. Ну так сколько? Больше, чем может заплатить Арнольд?
Мюррей испытал после удара Кэкстона боль, но его он не боялся. Теперь ему стало страшно.
— Рут, — сказал он, — клянусь, я не получил от Уайкоффа ни цента. Он ничего не предлагал, я ничего не брал.
— Значит, он только сказал тебе, что делать, и ты это делаешь, — нежно сказала она. Очень нежно. — Он угрожал тебе.
— Нет, — сказал Мюррей, — мне он не угрожал. Угрожал он тебе. Он послал людей следить за нами в субботу вечером и взял на заметку тебя. Это ничего не значит, пока я не наступлю ему на любимую мозоль, но тем не менее с завтрашнего дня я поручаю своему сотруднику охранять тебя, пока все это не пройдет. Тебе не о чем беспокоиться.
— Мне не о чем беспокоиться? О, пожалуйста, давай не будем низводить это до уровня мелодрамы. Ты ведь не считаешь, что твои слова станут от этого убедительнее, так ведь?
Тут ему захотелось ее ударить. Он всем телом ощущал облегчение, которое получит от соприкосновения своей руки с ее лицом. Должно быть, Рут это поняла. Когда он встал, она невольно отступила назад, и это доставило ему удовольствие.
— Чего боишься? — спросил он. — Небольшой мелодрамы? Ты же знаешь, я просто переигрываю. Вся эта история — большая шутка. — Он взглянул на Харлингена, который теперь улыбался. — Как то, что случилось с маленьким пуэрториканцем, владельцем буфета, в котором мы были. Помните его, Ральф? Случайный свидетель, так ведь? А потом Уайкофф решил, что буфетчик знает больше, чем говорит, и поручил двум парням отправить его в больницу.
— Не может быть, — удивился Харлинген.
— Хотите прямо сейчас позвонить в больницу «Монтефиоре», справиться, как себя чувствует этот пациент? Его фамилия Гарсиа. О, возможно, он зарегистрирован как пострадавший от несчастного случая, но меня, будь я на вашем месте, это бы не обмануло. Я знаю, как вам не нравится, когда вас обманывают.
— Это не смешно, — сказал Харлинген.
— Да? Так я смеюсь только для того, чтобы не заплакать. Как бы вы чувствовали себя на моем месте? Или ты? — спросил он Рут. — Теперь я говорю более убедительно?
Она неистово затрясла головой и сказала с нажимом:
— Нет!
— Господи, неужели еще не знаешь меня настолько, чтобы доверять мне? — взмолился он.
— Думала, что знаю! — ответила она. — Но какой смысл копаться во всем этом? Я ошибалась, вот и все. Очень ошибалась. А вот Арнольд был прав.
— В отношении чего?
— В отношении тебя. Когда я разговаривала с ним последний раз о тебе, он сказал, что я глупая. Что те, кто доверяет частным детективам, глупые. Детективы все одинаковые — грязные, гнусные обманщики, которые пойдут на все ради денег. Купить их может кто угодно, потому что они занимаются таким делом — продают грязные сведения тем, кто готов заплатить.
Мюррей обнаружил, что от сильной ярости действительно краснеет в глазах. Рут — Харлинген — вся комната трепетали в красноватом свете. Он хрипло заговорил:
— И конечно же, Арнольд — судья, жюри и палач в этом деле, так ведь? Смерть из твоей детской пьесы. Умнейший полицейский, знающий все ответы. Клянусь богом, когда его станут судить, я буду первым входить в судебный зал и выходить последним. Будет удовольствием наблюдать, как его уличают!
— Этому я верю, — прошептала Рут. — О, как теперь верю. Но как бы ни обернулось дело, прими мой совет: не заказывай билеты в театр или столик в ресторане, не ожидай, что я буду праздновать с тобой большую шутку. До сих пор, стыдно сказать, мне было с тобой хорошо. Ты взял меня в приятную поездку. Но тут я выйду из машины. Твоя подружка миссис Дональдсон наверняка будет довольна этим!
Харлинген, слушавший это с нараставшей озабоченностью, больше не смог сдерживаться.
— Чем будет довольна? — раздраженно спросил он. — Вы что, оба спятили? Ведете себя, как двое невротиков под градусом. Разве мы для этого здесь?
— Помолчите, пожалуйста, — угрожающе сказал Мюррей. И снова повернулся к Рут: — Продолжай, расставь точки над «i». При чем здесь миссис Дональдсон?
Рут так сильно сжала руки, что побелели костяшки пальцев.
— Она обрисовала мне всю картину сегодня вечером. Я не рассказывала тебе о нашей небольшой беседе по телефону, так ведь? Потому что все еще находилась в той приятной поездке и не хотела чем-то портить ее. Даже когда она спросила, получил ли ты от меня плату натурой за то, во что обошлась тебе ее вечеринка. Да, она выразилась именно так, и не нужно притворяться глубоко потрясенным. Она, конечно же, ревнует. Вот о чем тебе следует побеспокоиться. Не о каких-то гангстерах из комиксов, стреляющих в меня, а о ней, стреляющей в тебя, потому что ей не нравится, что ты увиваешься за другой женщиной. Она может забыть о том, какая она жалкая, и как-нибудь ночью застрелит тебя!
— Ревнует только она? — спросил Мюррей. — Скажи, что испытывает сейчас Арнольд? Должно быть, ты рассказала ему обо мне что-то интересное, чтобы так вывести его из себя.