Восьмой круг. Златовласка. Лед

Иду на спор ты оба мне очень скучаишь. Иду на спор сичас ты хотела бы, чтобы я…

Когда эта непреятность кончится, мы все навирстаем малышка. Выганим старика 24 часа, а потом…

Мюррей видел, что ничего извращенного в этих письмах нет. Ничего такого, что заставило бы психиатра приподнять бровь. Собственно говоря, Ландин был на редкость лишен воображения в своих желаниях и в их выражении. Но даже отсутствие воображения может нанести сильный удар, когда изложено определенным языком, каким пользовался Ландин. Рут пора уже было остановиться, но она стала читать еще одно письмо. Потом злобно разорвала его надвое, разорвала снова и стала раздирать в клочья, словно это уничтожило бы его полностью.

Мюррей обхватил Хелен за талию, когда ее рука протянулась к волосам Рут, вцепилась в них, нагнула вниз голову соперницы. Он смог разжать пальцы Хелен, ослабить ее хватку, и Рут, шатаясь, высвободилась, а потом обнаружил, что пытается остановить удары. На Хелен была лишь тонкая ночная рубашка. Обхватывая ее обеими руками, он чувствовал, как под рубашкой напрягаются мышцы, ему приходилось отражать направленные в него удары коленом, беречься острых белых зубов, едва не впивавшихся ему в плечо, в щеку. Она колотила его, непрестанно браня, а старик безучастно стоял, смотрел на них пустыми глазами и рассеянно почесывал грудь. Прошла минута или две до того, как сопротивлявшаяся женщина оказалась в спальне, дверь захлопнулась у нее перед носом, и в замке повернулся ключ.

Когда Мюррей оглянулся, Рут рядом не было.

Глава 20

Мюррей побежал по коридору, зовя ее, смутно замечая призраков в ночных одеждах, которые перевешивались через перила лестницы над ним, провожали его жадными взглядами.

На боковой улице Рут не было видно. Он посмотрел по сторонам, а потом по наитию побежал к Восьмой авеню. Ему повезло — он увидел ее в половине квартала, она шла быстро, опустив голову под проливным дождем. Возле угла он догнал ее, схватил за руку и повернул лицом к себе.

— Куда это ты? — спросил он. — Что за дурацкая выходка?

Она ошеломленно посмотрела на него. Пальто ее было распахнуто, платье пропиталось водой, мокрые волосы спутались.

— Со мной все хорошо, — сказала Рут. — Оставь меня.

— Конечно, все хорошо. Тебя словно из реки вытащили. Пошли, давай вернемся к машине, я отвезу тебя домой.

— Нет. — Она попыталась вырваться, но он не ослаблял хватки, и она сдалась. — Не понимаешь? Когда я возвращаюсь поздно, они просыпаются и все обсуждают. Сейчас я не хочу этого.

— Предпочитаешь бродить по улицам, пока не встретишься с хулиганами? А если не повезет, в отличие от давнего случая в школе? Они могут оставить на память о себе гораздо больше этого.

Он коснулся пальцем шрама в уголке рта, и она отпрянула.

— Откуда ты знаешь об этом? — прошептала она. — Кто тебе рассказал?

— Никто не рассказывал. Или, может, рассказала ты десятком разных способов. Какая разница? Поехали домой, поговорим об этом в другой раз.

— Я сказала тебе, что не хочу домой.

— Так, куда еще можно поехать? — размышлял вслух он. Потом сказал с преднамеренной суровостью: — Как насчет моей квартиры? Это мысль, правда? Можно подняться туда, отметить завершение неприятностей выпивкой и повеселиться вовсю. Тебе не кажется это более привлекательным, чем дом или хулиганы?

— Поедем, если хочешь.

Мюррей хотел этого, но не таким образом. Неожиданно и потрясающе она признала, что игра окончена, что все досталось ему, но у него возникло мучительное ощущение, что ее равнодушный тон, ее внезапная, невероятная капитуляция каким-то образом лишают его триумфа. Он влюбился в женщину из плоти и крови, с тонкими нервами и сильным характером, в настоящую женщину, которой присущи юмор и гнев, любезность и вспыльчивость. То, что он получал как выигрыш, представляло собой тень всего этого. Нужно быть глупцом, чтобы вообразить, будто ему достается нечто большее.

Что же в таком случае делать? Отвезти ее домой, закрыться на время дверью от нее, от искушения? Но что произойдет после того, как дверь закроется? И существует ли вероятность, что она снова откроется для него? Что почувствует Рут завтра, когда больше не будет наедине с ним в этом пустом, нереальном ночном мире, созданном для нелогичности?

Мюррей стоял в мучении, боясь ответить на собственный вопрос, он понимал, что необходимо ответить, но боялся двинуться в ту или другую сторону, застрявший посередине, подвешенный за большие пальцы, как сказал бы Уайкофф, и чувствовал, как холод дождя и собственных страхов пробирает его до костей. «Не хватает сообразительности даже спрятаться от дождя», — подумал он в печальной насмешке над собой и повел несопротивлявшуюся Рут к подъезду.

— Ты подумала, что я это имел в виду? — спросил он, мысленно упрашивая ее сказать «нет», решить проблему таким образом, оставить все как есть. — Ты действительно думала, что я это имел в виду?

— Да, — ответила она, — я так думала.