Воспитание души

Мне захотелось подсмотреть это сказочное превращение. Я снял с какого-то кустарника много маленьких гусениц, зелененьких и рогатых; рог у них рос не на голове, а позади, на хвосте. Каждое утро я приносил гусеницам свежей листвы именно с этого кустарника. Они были очень прожорливы и быстро росли. Жили они в коробке из-под папирос, на крышке которой был изображен араб в чалме, курящий папиросу. Изображение этого араба во многих местах было проткнуто булавкой. Так научил меня сделать Коля, чтобы гусеницы могли дышать.

И все произошло так, как он предсказывал. Гусеницы выросли, потом перестали вдруг есть, разбрелись по разным углам коробки, и на моих глазах стало совершаться сказочное чудо природы. Они и раньше, стоило любую из них стряхнуть вниз, умели мгновенно выпускать паутинную нить и повисать на ней; сейчас гусеницы стали обвивать себя этими нитями. Они выпускали паутинку изо рта и движением головы и тела обматывали ее вокруг себя. Сначала гусеница виднелась, как сквозь серебристый покров, а потом этот покров становился все плотнее, он приобретал зеленоватый оттенок, гусеницу уже нельзя было различить в нем, она исчезала, а вместо нее оставался кокон, похожий на серебристо-зеленое маленькое яичко. Коконы неподвижные, словно мертвые, лежали несколько недель. Потом в лень, предсказанный Колей, вдруг зашевелились, верхушки их изнутри продырявились, и оттуда стали одна за другой вылезать мокрые бабочки.

Сначала они неуклюже ползали, обсушивая крылышки, которые оказались желтыми, потом разлетелись, чтобы снести яички, из которых выведутся новые гусеницы. История чудесная и самая обыкновенная. Такие чудеса происходят в том зеленом мире природы, который нас окружает.

Однако с этим обыкновенным чудом случилось чудо необыкновенное. Одна из гусениц не стала вить кокона. Мы с Колей долго думали и гадали. Почему?

— Это бывает, — говорил Коля. — Она запаздывает немного. Ты корми ее, а потом напиши мне, что с ней будет.

Лето уже шло к концу, Коле надо было ехать в Самару, где он в этом году поступал в первый класс гимназии. Все бабочки разлетелись. Коля уехал, а гусеница продолжала спокойно лакомиться листьями и не думала вить кокон.

С того момента, как все ее подруги забрались в коконы, я поселил ее в красном деревянном бочонке-копилочке. Бочонок этот раскрывался посередине, в его верхнем дне была проделана узкая, длинная щель, чтобы бросать деньги, — через эту щель к гусенице проникал свежий воздух. Впрочем, я подолгу держал копилку открытой: интересно было смотреть на гусеницу. Мне очень нравилось, как она своими маленькими зубками, похожими на ножницы, аккуратно стрижет зеленую плоть листка. Ведет своей черненькой головкой от одного края до другого, дойдет до края, откинет назад верхнюю часть туловища и опять стрижет от края к краю листок, который делается все меньше и меньше. Иногда я подставлял ей палец и она ползла у меня по руке, ловко перебираясь с одного пальца на другой своими короткими парными ножками.

Позже я узнал, что существует французская поговорка: «Гадок, как гусеница». Но моя гусеница мне казалась красивой: вся нежно-зелененькая, мордочка черненькая, вдоль по спине две черные полоски, между ними еще какой-то желтый узорчик. А рог красненький, как сучок вербы. Она не любила, дергалась, когда трогали ее рог, и я старался не причинять ей этой неприятности.

Настала осень, наша семья двинулась с дачи в город, на зимнюю квартиру. Как быть с гусеницей? Выпустить на тот родной куст, с которого я взял ее? Но мне не хотелось с ней расставаться. Когда она была одной из многих гусениц, я не отличал ее от прочих, а теперь мне казалось, что она какая-то особенная. Я даже уверен был, что она меня знает. Гусеницу, конечно, прекрасно можно было перевезти в копилке. Но как быть с питанием? И тут же я придумал: нарвал листьев с родного куста гусеницы, набил ими банку из-под какого-то маринада и залил листья водой. Ну, а что будет, когда гусеница съест эти листья? Что вообще будет с этим странным существом, которое, дерзко нарушив закон природы, почему-то так и оставалось неповоротливым, бескрылым созданием? Вопросы о судьбе моей гусеницы не на шутку меня тревожили. А пока в причудливую биографию ее вплелась еще одна необыкновенная страница — она вместе со мной совершила путешествие по железной дороге. Красненький бочоночек стоял раскрытым на столе в купе, и гусеница могла любоваться быстро мчащимся мимо нашего окна лесистым Уралом, вечную хвою которого уже пестрила багряно-желтая осенняя листва…