Воспитание под Верденом

Пожелав приятного завтрака, Кройзинг уходит.

Оставшиеся смотрят друг на друга.

— Вот это парень! — резюмирует Пориш впечатление обоих. — Я не хотел бы быть в шкуре того, кто послал мальчика на убой.

Военный судья Мертенс с чувством покачивает своей красивой светловолосой головой ученого.

— Чего только не бывает на свете! — говорит он неодобрительно. — Как бесчеловечны люди!

Глава третья

ДОЛГ СЛУЖБЫ

Совсем по-другому спускается по лестнице лейтенант Кройзинг. Он больше не прыгает через ступеньки, он спокойно идет, но с каждым шагом, с каждой пройденной ступенькой в его голове все отчетливее созревает план. Надо действовать строго официально, он так и сделает. Если долг службы в руках начальства нестроевой роты оказался достаточным предлогом, чтобы погубить унтер-офицера Кройзинга, то этот же долг службы в руках лейтенанта Кройзинга будет достаточным основанием, чтобы выудить у них признание. Все эти мерзавцы — не мужчины; они только с виду таковы, на самом деле это подгнившие деревяшки: нажмешь — и из них посыплется труха.

Лейтенант Кройзинг совершенно спокойно закрывает за собой коричневую дубовую дверь подъезда и едва слышно напевает про себя. Настроение у него прекрасное.

Грузовик с двумя шоферами в кожаной одежде сразу же останавливается, как только высокий офицер в каске поднимает руку в коричневато-красной перчатке. Лейтенанту повезло: грузовик этот ив колонны лейтенанта Пзальтера, постоянно находящейся в Дамвилере. Он доставил к поезду дальнего следования срочный груз для отправки в Германию и теперь почти порожняком едет домой. Двое отпускников, восседающих на плотно набитых сундучках, не в счет. Но не так просто найти для лейтенанта удобное местечко.

— Не присядете ли, господин лейтенант, пока рядом со мной? — предлагает шофер, судя по выговору, из Кельна. — Мы заберем еще почтовые мешки и тогда устроим из них для вас, господин лейтенант, удобное креслице.

— Креслице — это неплохо, — смеется Кройзинг и взбирается наверх к шоферу. — Придется мне, видно, сидеть наседкой на письмах матерей.

Шофер ухмыляется: лейтенант — парень что надо! Видно, не из тех, что прохлаждаются в Монмеди. Кройзинг все-таки предпочел остаться рядом с шофером и после того, как погрузили мешки с полевой почтой. Шоферы — народ опытный, они знают все дороги, все сколько-нибудь важные моста, псе колонные пути в зоне огня. Это тертые калачи; хотя они сдержанны с офшорами, по все же не прочь пересыпать рал говор прибаутками, посмешить шуткой или анекдотом, не отрывая при этом глаз от блестящей белой ленты дороги. Эбергард Кройзинг звонко смеется, острит время от времени, потирает от удовольствия руки. Он широко раскрывает от удивления глаза, Когда грузовик — уже? — останавливается перед крестьянским двором, в котором обосновался со штабом инженерных войск дивизии капитан Лаубер.

Да, здорово мы с вами посмеялись, унтер, теперь снова вернемся к серьезной жизни.

Все здесь знают лейтенанта Эбергарда Кройзинга. Все здесь ценят его. Различные роды оружия — эти маленькие самостоятельные миры со своим языком и собственными своими секретами — неплохо уживаются в боевых соединениях; но когда лейтенант-сапер попадает в среду пехотинцев, он выглядит таким же чужаком, как коза среди овец. Зато- в своих собственных войсках, которые раскинулись широкой линией по фронту и через штабы батальонов, бригад и дивизий замыкаются генералом-сапером, пребывающим в тылу в Сент-Мартине, он занимает определенное и установленное место, как каждое животное в стаде.

Кройзинг голоден, хотя шофер в дороге и угостил его хлебом со свиным салом и с колбасой. Он доволен, что капитан Лаубер сразу же приглашает его к обеду. Капитан обедает со штабными и другими офицерами из числа расквартированных поблизости. Они устроили для себя небольшую столовую в пустой квартире. Это командиры инженерных войск, радиослужб, зенитных батарей. Их человек десять, они добросовестно выполняют возложенные на них обязанности, хорошо знают свое дело и полны сознания ответственности. Капитан Лаубер, смуглый вюртембержец, самый старший по чину, установил особые правила в столовой. Во время обеда запрещено разговаривать о служебных делах. Под запретом также" политика. Не разрешается употреблять вино в количестве, превышающем полбутылки. Все остальное дозволено. Различия рангов не имеют значения, вежливый тон обязателен, вице-фельдфебели, в том числе и евреи, также допускаются в круг офицеров.

Саперы, артиллеристы и другие технические части немецкой армии всегда страдали от пренебрежительного к ним отношения; это знал каждый, кто соприкасался с армейской средой. По сравнению с кавалерией и пехотой они были в значительной мере предоставлены самим себе. В их частях не было пи принцев, ни аристократов, на маневрах их почти. не замечали, их обучением и личным составом в мирное время мало интересовались: Только в первые два года войны стали поговаривать о том, как ценна работа саперных войск.