Парни бежали, пока не закончилась утоптанная земля и, опять не начался песок. Пробежав еще немного, Энам выдохнул:
— Все, можно передохнуть.
Да, передохнуть можно. Укрывшись парусом, точно пологом, парни рухнули на песок.
— И чего было нестись сломя голову? — проворчал Данут, поеживаясь под ударами «капель».
— Сейчас увидишь, — пообещал Энам, кивнув на пройденную поверхность. — Смотри внимательно. Видишь, первые всходы пошли?
Поначалу Данут не понял, куда указывает его приятель, но вскоре узрел, что сквозь выжженную землю, обильно политую дождем, начали пробиваться крошечные зеленые росточки.
— Вот это да! — присвистнул воспитанник орков. — Как же они быстро лезут!
Данут почувствовал умиление, при виде этих крошек с такой волей к жизни! Значит, прав те мудрецы, которые говорят, что нет на свете безжизненных мест. То, что только что казалось землей, выжженной до черноты, скрывало под собой жизнь. Дождь, пролившийся над пустыней, разбудил сотни, если не тысячи крошечных растений, прятавшихся под толстой коркой. Заполучив живительную влагу и, вдоволь напитавшись ею, они стремительно пробивались вверх, все выше и выше, увеличиваясь в размерах.
А дождь, хотя и бил уже не так сильно, но по-прежнему шел и шел, а росточки прямо на глазах становились травинками, потом превращались в небольшие кусты, обрастали листьями. Данут лишь головой крутил наблюдая, как стремительно вырастают эти странные растения. Они только что были высотой по щиколотку, а теперь уже по колено, а еще через несколько минут стали по пояс. Пожалуй, что Энам был прав, когда торопил его. Если бы они промедлили хотя бы минут на десять, то пришлось бы прорубаться сквозь этот странный кустарник. А ведь прорубаться-то нечем! Ни топора, ни широкого ножа. У меча, что был у Энама, лезвие слишком узкое, да и копье здесь не помощники.
Кое-что воспитанник орков узнавал — вон, этот куст, превращавшийся в небольшое дерево, был сосной, а тот — березкой. Интересно, откуда они здесь взялись? Ветер принес шишки и почки? Так они бы давным-давно пересохли и превратились в труху. А тут, судя по всему — обыкновенный лопух. А, нет, не такой уж обыкновенный. У простых лопухов не бывает таких толстых и тяжелых листьев, напоминавших крышку от котла. А тут что-то совсем непонятное — какие-то колбаски на толстеньких ножках, покрытые иголками, как дикобразы!
Ух ты, а этот кустарник уже вымахал в рост человека, а у некоторых растений появились какие-то странные наросты, откуда принялись вытягиваться отростки, напоминавшие не то длинные шипы, не то зеленые веревки. У сосен, или — у «сосен»? иголки распушились, словно хвост у кота, превращаясь в острые стрелы.
Данут, позабыв от любопытства о тяжелых каплях, намеревался подойти поближе, чтобы повнимательнее посмотреть на чудеса растительного мира, но Энам ухватил его за ногу и зашипел, словно недовольный барсук:
— Не лезь туда!
Ну, не лезть, значит не лезть. Данут послушно присел на место, умирая от любопытства.
А тут началось! Кустарники и деревья, еще толком не выросшие, начали сражаться между собой. Каждый здесь бился сам за себя, не считаясь с собственными потерями и увечьями, но не щадя никого вокруг. Тот, что когда-то был лопухом, умело подставлял под удары соседей толстые листья, а сам лупил «врагов» отростками, похожие на тяжеленные палицы с набалдашниками — точь-в-точь, как опытный воин, отражающий вражеские клинки щитом, отвечая на них скупыми, но отточенными ударами!
Растения протыкали друг друга насквозь, душили соседей в смертельных объятиях, отрубали ветки и отщипывали куски стеблей и листьев.
Вон, миленькая березка вдруг выбросила одну из удлинившихся веток в сторону кустика с шипастыми «бочонками», обвила его кругом и принялась вдавливаться в зеленую плоть, словно пытаясь разрезать мясистую плоть.
Данут сидел, едва не раскрыв рот, наблюдая за схваткой. А ведь Энам был прав. Может, со стороны наблюдать и смешно, как кусты и иные растения уничтожают друг друга, но если бы они сами помедлили, оказавшись между не двух, а невесть скольки «огней», то неизвестно, ушли бы живыми, или нет. Скорее всего, что нет, потому что колючие иглы, терзавшие зеленые побеги, точно также прошьют насквозь и человеческую плоть, а безобидные веточки, превратившиеся в арканы, удушили бы их скорее, нежели своих растительных «братьев».
Во все стороны летели ошметки и обломки, густо лился зеленоватый сок, напоминавший скорее не кровь, а гной. Может быть, кому-то смертельная битва растений покажется смешной, только не Дануту. От места, где шла борьба не на жизнь, а на смерть, пахло не свежей травой, а трупной гнилью, веяло такой застарелой болью и такой лютой ненавистью, что у воспитанника орков, прошедшего к своим восемнадцати с половиной годам множество битв и, казалось бы, привычного ко всему, застучало в висках, а к горлу подкатила тошнота.
— Пойдем отсюда, — прохрипел Данут, надеясь, что перетерпит, и его не стошнит на глазах у Энама. Хотя, какая уже к Ящеру стыдливость, после такого? Коли стошнит, так и пусть.