Воспоминания: 1802-1825

Страх заставил почти всех жителей надеть белые кокарды, а любопытство собрало их в огромную толпу, но только очень немногие выкрикивали здравицы в честь короля. Несколько генералов и некоторые офицеры пытались заставить свои войска кричать, но солдаты хранили гробовое молчание. Бесчестие и стыд были написаны на покрытых шрамами лицах наполеоновских гвардейцев, часть кавалеристов даже не села на коней, когда объявили о появлении короля. Он медленно проехал в коляске и не мог надеяться получить много удовольствия от обладания троном, на который он взошел, лишь благодаря желанию врагов своего королевства. Прибыв во дворец своих предков, он появился в окне, выходящим в парк Тюильри, большинство зрителей даже не сняли свои головные уборы, несколько человек пытались спровоцировать приветственные возгласы, но вызвали только смех соседей и едкие шутки по адресу короля и Бурбонов.

Закончив со славой долгую борьбу за независимость Испании, в Париж прибыл фельдмаршал Веллингтон. Постоянно сражаясь и чаще оказываясь победителем, он заставил французов отступать от Лиссабона до их собственной территории. Он присутствовал на этом параде и привлекал взоры всех военных, сам он восторженно взирал на солдат России. Он говорил, что самым любопытным, что он нашел в Париже, это было видеть в нем русских гренадеров. Войска расположились широким лагерем, гвардия заняла парижские казармы, Версаль и пригороды. Тяготы войны были забыты, все принялись развлекаться. Я не смог этим долго воспользоваться: будучи болен на протяжении нескольких месяцев, я поспешил заняться своим здоровьем. Я просил и получил разрешение отправиться в Англию; после месячного пребывания в Париже я выехал туда вместе с графом Воронцовым.

Мы остановились в Сен-Дени, где были расквартированы польские войска, которые недавно присоединились к нам после того, как сражались под знаменами Наполеона. Много подданных Российской империи из числа знати и простых солдат подняли оружие против нас. Они не должны были ожидать ничего другого, как конфискации их имущества и ссылки в Сибирь. Император простил побежденных, он провозгласил себя покровителем этой нации, которую века ненависти вооружили против России. Он забыл предательство поляков, все их измены и сражения, в которых они с яростью боролись против нас. Он приказал своему брату, великому князю Константину, принять на себя командование этими войсками, которые помогали грабить Москву и сражались против наших побед. Император уже простил 1812 год всем полякам, проживавшим в провинциях, входивших в состав империи. Со всех были сняты обвинения в измене России, пресмыкательстве перед Наполеоном и в преступной непоследовательности. Он даже мечтал после окончания войны предоставить этой нации самые блестящие доказательства своих милостей. Он хотел, чтобы Королевство Польское существовало! Таким образом, поляки были обязаны государю, которого они так обижали, всем, о чем они только смели мечтать, тем, за что они проливали свою кровь и жертвовали своим имуществом.

* * *

Мы прибыли в Кале, где встречный ветер задержал нас на три дня. На берега Англии, несмотря на непогоду, нас доставила почтовая шхуна. Мы высадились в Дувре. Коснувшись ногой этого благословенного острова, я испытал чувства столь же прекрасные, сколь и удручающие. Эти достаток, богатство, утонченность, свобода, казавшиеся верхом человеческого счастья, вызывали восхищение. Печалило то, что на нашей родине должно смениться еще немало поколений, прежде чем будет достигнуто подобное процветание. Вся дорога из Дувра в Лондон заставляла путешественника все больше удивляться и повышала его удовлетворение. Везде было богатство, оживление, порядок, вокруг была щедрая природа, о которой заботились, как о нашем красивом саде.

На подъезде к Лондону, этому гигантскому городу, средоточию сокровищ и мировой торговли, к месту стольких грандиозных событий и мастерской промышленности, охватывала жажда увидеть его целиком. Глаза пытались это сделать, но сгустившаяся атмосфера скрывала Лондон от глаз путешественника, едва позволяя различить купола собора Святого Павла, который возвышался над туманом и господствовал над самыми высокими колокольнями и зданиями. Я имел счастье вновь увидеть свою сестру, муж которой, граф Ливен, был нашим послом. Благодаря ей, мое пребывание в Лондоне оказалось действительно радостным, через нее я поддерживал связь со двором и с обществом.

Я был представлен регенту, который, будучи настроен в пользу России, принял меня с такой сердечностью, на которую могли рассчитывать очень малое число иностранцев. Англичане были восхищены славой нашего оружия, героизмом, который наша нация проявила во время нашествия, и особенно пожаром Москвы. Их восхищение императором Александром, их уважение к победам наших армий переносили предупредительное отношение на любого человека, носившего русский мундир. Вся Англия приготовилась прославлять и почтительно созерцать того государя, руками которого был соткан союз Европы и оспорено французское могущество.